Китай – теряющая силу держава, и в этом её основная проблема


Соединенные Штаты должны готовиться к большой войне не по причине усиления противника, а по причине его упадка


Почему великие державы ведут большие войны? Обычный ответ – это история о набирающих силу соперниках и теряющих влияние гегемонах. Набирающая силу держава, которую раздражают правила существующего миропорядка, бросает вызов гегемону – стране, установившую правила. Напряженность возрастает и начинаются испытания на прочность. В результате закручивается спираль страха и враждебности, которая почти неизбежно приводит к конфликту. «Рост могущества Афин и тревога, которую это внушало Спарте, сделали войну неизбежной», писал древний историк Фукидид, и этот трюизм сегодня используется ad nauseum для объяснения соперничества между США и Китаем.

Идея «ловушки Фукидида» (Thucydides Trap), популяризированная гарвардским политологом Грэмом Эллисоном (Graham Allison), заключается в том, что опасность войны резко возрастает, когда набирающий силу Китай обгоняет отстающую Америку. Даже президент Китая Си Цзиньпин (Xi Jinping) поддержал эту концепцию, утверждая, что Вашингтон должен потесниться на мировой арене и освободить место для Пекина. По мере эскалации напряженности между Соединенными Штатами и Китаем, убеждение, что основной причиной трений является надвигающийся «трансфер власти» – замена одного гегемона другим – стало каноническим.

Единственная проблема с этой привычной формулой заключается в том, что она неверна.

Ловушка Фукидида на самом деле не объясняет причину Пелопоннесской войны. Она не отражает динамику, которая часто побуждала ревизионистские державы – будь то Германия в 1914 году или Япония в 1941 году – начинать некоторые из самых разрушительных конфликтов в истории. И она не объясняет, почему война является весьма реальной возможностью в отношениях между США и Китаем сегодня, потому что она в корне неверно определяет на каком этапе развития сейчас находится Китай – в точке, где его относительная мощь достигла своего пика и скоро начнет угасать.

Действительно, существует опасная ловушка, в которую могут попасть Соединенные Штаты и Китай. Но это не результат «трансфера власти», как это преподносится у Фукидида – лучше всего рассматривать эту ситуацию, как «ловушку экстремума». И если верить истории, то именно надвигающийся упадок Китая, а не Соединенных Штатов, может привести к войне.

Существует целый раздел литературы, известной как «теория трансфера власти», в которой утверждается, что войны между великими державами обычно происходят в точке пересечения подъема одного гегемона и упадка другого. Именно эти работы лежат в основе «ловушки Фукидида», и в такой идее, безусловно, есть своя правда. Возникновение новых держав неизменно дестабилизирует ситуацию. В преддверии Пелопоннесской войны в V веке до н.э. Афины не казались бы столь грозными для Спарты, если бы не создали огромную империю и не стали морской сверхдержавой. Вашингтон и Пекин не вошли бы в режим противостояния, если бы Китай оставался бедным и слабым – крепнущие державы, действительно, расширяют свое влияние и угрожают правящим державам самим своим существованием.

Но расчеты, которые приводят к войне, особенно расчеты, которые толкают ревизионистские державы – страны, стремящиеся поколебать существующую систему, на насильственные действия, более сложны. Страна, чье богатство и могущество стремительно растут, несомненно, станет более напористой и амбициозной – при прочих равных условиях она будет стремиться к увеличению своего глобального влияния. Но если ее положение улучшается постепенно, то ей следует отложить смертельную схватку с правящим гегемоном до тех пор, пока она не станет еще сильнее – такая страна должна следовать принципу, который бывший китайский лидер Дэн Сяопин (Deng Xiaoping) сформулировал для поднимающегося после Холодной войны Китая: она должна скрывать свои возможности и не спешить.

Теперь представьте себе другой сценарий. Недовольное государство наращивает свою мощь и расширяет свои геополитические горизонты. Но затем страна достигает своего пика – возможно, по причине замедления её экономики, а возможно, и потому что её напористость формирует коалицию соперников, а возможно, потому что происходит и то, и другое одновременно. Будущее начинает выглядеть весьма угрожающе – чувство надвигающейся опасности начинает сменяться ощущением безграничных возможностей. В этих обстоятельствах ревизионистская держава может действовать смело, даже агрессивно, чтобы ухватить все, что можно, пока не стало слишком поздно. Самая опасная траектория в мировой политике – это длительный рост, за которым следует перспектива резкого спада.

В нашей новой книге «Опасная зона: грядущий конфликт с Китаем» (Danger Zone: The Coming Conflict with China) мы покажем, что такой сценарий встречается чаще, чем принято думать. Историк Дональд Каган (Donald Kagan) показал, например, что Афины начали вести себя более воинственно в годы, предшествовавшие Пелопоннесской войне, так как боялись неблагоприятных изменений в балансе военно-морских сил – иными словами, потому что были на грани потери влияния по отношению к Спарте. То же самое мы видим и в более поздних событиях.

За последние 150 лет развитые державы – великие державы, которые росли значительно быстрее, чем в среднем по миру, а затем пережили серьезное, продолжительное замедление роста – обычно не уходили с мировой арены по-тихому – обычно, они вели себя нагло и агрессивно. Они подавляют инакомыслие внутри страны и пытаются запустить экономический рост, создавая сферы влияния за рубежом. Они вкладывают деньги в свои вооруженные силы и используют силу для расширения своего влияния – такое поведение обычно провоцирует напряженность между великими державами и в некоторых случаях это приводит к катастрофическим войнам.

Подобное развитие событий не должно вызывать удивления – эпохи быстрого роста усиливают амбиции страны, повышают ожидания ее населения и заставляют соперников нервничать. Во время продолжительного экономического бума бизнес получает растущие прибыли, а граждане привыкают жить на широкую ногу – страна становится крупным игроком на мировой арене, но затем наступает стагнация.

При замедлении темпов роста лидерам становится все труднее радовать общественность. Экономическая отсталость ослабляет страну на фоне конкурентов. Опасаясь потрясений, лидеры подавляют инакомыслие. Они отчаянно маневрируют, чтобы удержать геополитических врагов на расстоянии. Экспансия кажется решением проблемы – способом захвата экономических ресурсов и рынков, превращения национализма в костыль для израненного режима и отражения внешних угроз.

Многие страны пошли по этому пути. Когда длительный экономический подъем США после Гражданской войны закончился, Вашингтон жестоко подавил забастовки и беспорядки внутри страны, построил мощный военно-морской флот дальнего радиуса действия и в 1890-х годах вступил в эру воинственности и имперской экспансии. После того, как в быстро растущей имперской России начался глубокий спад на рубеже 20-го века, царское правительство приняло жесткие меры, одновременно увеличивая свои вооруженные силы, стремясь к колониальным завоеваниям в Восточной Азии и отправила около 170 000 солдат для оккупации Маньчжурии. Эти меры обернулись страшным провалом: они разозлили Японию, которая победила Россию в первой войне великих держав 20-го века.

Столетие спустя Россия стала агрессивной в аналогичных обстоятельствах. Столкнувшись с серьезным экономическим спадом после 2008 года, российский президент Владимир Путин вторгся в две соседние страны, попытался создать новый евразийский экономический блок, заявил о претензиях Москвы на богатую ресурсами Арктику и ввел в России диктаторский режим. Даже демократическая Франция после окончания послевоенной экономической экспансии в 1970-х годах впала в состояние аггравации – она попыталась восстановить свою прежнюю сферу влияния в Африке, направив 14 000 военнослужащих в свои бывшие колонии и предприняв дюжину военных интервенций в течение следующих двух десятилетий.

Все эти случаи были сложными, но закономерность ясна. Если быстрый подъем дает странам средства для смелых действий, то страх перед упадком служит мощным мотивом для более стремительной, более срочной экспансии. То же самое часто происходит, когда быстро растущие державы сдерживают свое развитие за счет формирования враждебной коалицией. На самом деле, некоторые из самых страшных войн в истории происходили, когда ревизионистские державы приходили к выводу, что их путь к славе вот-вот будет закрыт.

Имперская Германия и Япония являются хрестоматийными примерами.

Соперничество Германии с Великобританией в конце 19-го и начале 20-го веков часто рассматривается как аналог конкуренции между США и Китаем: в обоих случаях автократический претендент угрожал либеральному гегемону. Но куда более реальное совпадение заключается в следующем: война началась тогда, когда загнанная в угол Германия поняла, что ей не удастся проскочить мимо своих соперников без боя.

В течение десятилетий после объединения в 1871 году Германия процветала. Ее заводы выплавляли огромное количество железа и стали, уничтожая экономическое превосходство Великобритании. Берлин создал лучшую в Европе армию и линкоры, которые угрожали британскому превосходству на море. К началу 1900-х годов Германия была европейским тяжеловесом, стремившимся к созданию огромной сферы влияния – Миттельевропа (Mitteleuropa), или «Срединная Европа», на континенте. При тогдашнем кайзере Вильгельме II она также проводила «мировую политику», направленную на завоевание колоний и власти в глобальном масштабе.

Но перед самым началом войны кайзер и его помощники не чувствовали себя уверенно. Наглое поведение Германии привело к окружению ее враждебными державами – Лондон, Париж и Санкт-Петербург, сформировали «Тройственную Антанту» (Triple Entente), чтобы блокировать немецкую экспансию. К 1914 году времени оставалось все меньше. Германия экономически проигрывала быстро растущей России, а Лондон и Франция стремились к экономическому сдерживанию, перекрывая ей доступ к нефти и железной руде. Ключевого союзника Берлина, Австро-Венгрию, раздирали этнические противоречия. Внутри страны автократическая политическая система Германии оказалась в затруднительном положении.

Самым зловещим было то, что военный баланс менялся с течением времени – Франция увеличивала свою армию, Россия пополнила свои вооруженные силы на 470 000 человек и сокращала время, необходимое для мобилизации. Британия объявила, что будет строить два линкора на каждый линкор, построенный Берлином. На тот момент Германия была главной военной державой Европы, но к 1916 и 1917 годам она оказалась в проигравших. В результате возникла идея – «сейчас или никогда»: Германия должна «победить врага, пока у нас еще есть шанс на победу» – заявил начальник Генерального штаба Гельмут фон Мольтке (Helmuth von Moltke), даже если это означало «спровоцировать войну в ближайшем будущем».

Именно это и произошло после того, как сербские националисты убили кронпринца Австрии в июне 1914 года. Правительство кайзера призвало Австро-Венгрию сокрушить Сербию, даже если это означало войну с Россией и Францией. Затем оно вторглось в нейтральную Бельгию – ключ к плану Шлиффена о войне на два фронта – несмотря на вероятность спровоцировать Великобританию. «Эта война превратится в мировую, в которую вмешается и Англия», признал Мольтке. Возвышение Германии дало ей возможность играть в азартные игры ради величия, а её надвигающийся упадок определил решения, которые ввергли мир в войну.

Имперская Япония развивалась по аналогичной траектории. В течение полувека после реставрации Мэйдзи (Meiji Restoration) в 1868 году Япония неуклонно росла в экономическом плане. Создание современной экономики и мощной армии позволило Токио выиграть две крупные войны и занять колонии в Китае, на Тайване и Корейском полуострове. Однако Япония не была кровожадным хищником: на протяжении 1920-х годов она сотрудничала с США, Великобританией и другими странами, создавая совместную систему безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Однако все достижения Японии развалились буквально в течение десятилетия – темпы роста упали с 6,1% в год в период с 1904 по 1919 год до 1,8% в год в 1920-х годах, а Великая депрессия закрыла для Японии зарубежные рынки. Безработица резко возросла, и разорившиеся фермеры продавали своих дочерей. Тем временем в Китае японское влияние оспаривалось Советским Союзом и растущим националистическим движением под руководством тогдашнего китайского лидера Чан Кайши (Chiang Kai-Shek). Ответом Токио стал фашизм внутри страны и агрессия за рубежом.

С конца 1920-х годов военные совершили медленный переворот и использовали ресурсы страны для «тотальной войны». Япония начала массированное наращивание военного потенциала и насильственно создала обширную сферу влияния, захватив Маньчжурию в 1931 году, вторгшись в Китай в 1937 году и разработав планы по завоеванию богатых ресурсами колоний и стратегических островов в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Целью было создание автаркической империи, но в результате это закончилось стратегической петлей на шее Токио.

Продвижение Японии в Китай в итоге привело к изнурительной войне с Советским Союзом. Замыслы Японии в отношении Юго-Восточной Азии встревожили Британию. Стремление к региональному первенству также сделало ее врагом Соединенных Штатов – страны, из которой Токио импортировал почти всю свою нефть, и экономика которой была намного больше японской. Токио своими действиями сформировал коалицию своих врагов, и тогда он рискнул всем, вместо того чтобы смириться с унижением и упадком.

Причиной этого, опять же, стало закрывающееся окно возможностей. К 1941 году Соединенные Штаты создали непобедимую армию. В июле тогдашний президент США Франклин Рузвельт (Franklin Roosevelt) ввел нефтяное эмбарго, которое угрожало остановить японскую экспансию на корню. Но Япония все еще имела временное военное преимущество на Тихом океане, благодаря своему раннему перевооружению. Поэтому она использовала это преимущество в молниеносной атаке, захватив Голландскую Ост-Индию (Dutch East Indies), Филиппины (Philippines) и другие владения от Сингапура (Singapore) до острова Уэйк (Wake Island), а также разбомбив американский флот в Перл-Харборе (Pearl Harbor), что гарантировало ее собственное уничтожение.

Перспективы победы Японии были туманны, признавал тогдашний японский генерал Хидэки Тодзио (Hideki Tojo), но выбора не было, кроме как «закрыть глаза и прыгнуть». Ревизионистская Япония становилась наиболее жестокой, когда видела, что время уходит.


Это настоящая ловушка, о которой Соединенные Штаты должны беспокоиться в отношении Китая сегодня – ловушка, в которой стремящаяся к вершине сверхдержава отказывается нести болезненные последствия падения.

Подъем Китая — это не мираж: десятилетия экономического роста дали Пекину экономический стержень глобального влияния. Крупные инвестиции в ключевые технологии и коммуникационную инфраструктуру обеспечили сильные позиции в борьбе за геоэкономическое влияние. Китай использует трансконтинентальную инициативу «Один пояс – один путь» (Belt and Road Initiative), чтобы вовлечь другие государства в орбиту своего влияния. Что самое тревожное, оценки аналитических центров и отчеты Министерства обороны США показывают, что все более грозные вооруженные силы Китая теперь имеют реальные шансы выиграть войну против США в западной части Тихого океана.

Поэтому неудивительно, что у Китая появились амбиции сверхдержавы: Си более или менее уверенно заявил, что Пекин хочет утвердить свой суверенитет над Тайванем, Южно-Китайским морем и другими спорными территориями, стать ведущей державой Азии и бросить вызов Соединенным Штатам в борьбе за мировое лидерство. Однако если геополитическое окно возможностей для Китая реально, то его будущее уже начинает выглядеть довольно мрачно, поскольку он быстро теряет преимущества, которые способствовали его быстрому росту.

С 1970-х по 2000-е годы Китай был практически самодостаточен в продовольствии, воде и энергоресурсах. Он пользовался самым большим демографическим дивидендом в истории: на каждого пожилого человека в возрасте 65 лет и старше приходилось 10 взрослых трудоспособного возраста (в большинстве крупных экономик средний показатель составляет около 5 взрослых трудоспособного возраста на каждого пожилого человека). Китай имел безопасную геополитическую обстановку и легкий доступ к иностранным рынкам и технологиям, и все это подкреплялось дружественными отношениями с США. Китайское правительство умело использовало эти преимущества, проводя процесс экономических реформ и открытости и одновременно переводя режим от удушающего тоталитаризма при бывшем китайском лидере Мао Цзэдуне (Mao Zedong) к более разумной, хотя все еще глубоко репрессивной форме авторитаризма при его преемниках. С 1970-х до начала 2010-х годов у Китая было все – именно это сочетание материальных благ, окружающей среды, людей и политики, было необходимо для процветания.

Однако с конца 2000-х годов движущие силы подъема Китая либо затормозились, либо полностью изменились. Например, у Китая заканчиваются ресурсы: воды стало мало, а страна импортирует больше энергии и продовольствия, чем любая другая страна, опустошив свои собственные природные ресурсы. Поэтому экономический рост становится все более затратным: по данным DBS Bank, для производства единицы роста сегодня требуется в три раза больше ресурсов, чем в начале 2000-х годов.

Китай также приближается к демографической пропасти: с 2020 по 2050 год он потеряет ошеломляющие 200 миллионов взрослых трудоспособного возраста – население размером с Нигерию – и приобретет 200 миллионов пожилых людей. Финансовые и экономические последствия будут катастрофическими: согласно текущим прогнозам, к 2050 году расходы Китая на медицинское и социальное обеспечение должны будут утроиться как доля ВВП, с 10 до 30 процентов только для того, чтобы миллионы пожилых людей не умерли от нищеты и ненадлежащего ухода.

Что еще хуже, Китай отказывается от пакета политических мер, которые способствовали быстрому росту. При Си Пекин скатился к тоталитаризму. Си назначил себя «председателем всего» (chairman of everything), уничтожил всякое подобие коллективного правления и сделал приверженность «мысли Си Цзиньпина» (Xi Jinping thought) идеологическим стержнем все более жесткого режима. И он неустанно добивается централизации власти в ущерб экономическому процветанию.

Государственные фирмы-зомби получают поддержку, в то время как частные фирмы лишены капитала. Объективный экономический анализ заменяется государственной пропагандой. Инновации становятся все более сложными в атмосфере удушающего идеологического конформизма. Между тем, жестокая антикоррупционная кампания Си сдерживает развитие предпринимательства, а волна политически мотивированных нормативных актов уничтожила более 1 триллиона долларов из рыночной капитализации ведущих технологических компаний Китая. Си не просто остановил процесс экономической либерализации, который стимулировал развитие Китая: он резко повернул его вспять.

Экономический ущерб, который наносят эти тенденции, начинает накапливаться – и это усугубляет замедление, которое все равно произошло бы по мере взросления быстрорастущей экономики. Китайская экономика теряет темпы роста уже более десяти лет: официальные темпы роста страны снизились с 14 процентов в 2007 году до 6 процентов в 2019 году, а тщательные исследования показывают, что истинные темпы роста сейчас ближе к 2 процентам. Хуже того, большая часть этого роста обусловлена государственными стимулирующими расходами. Согласно данным Conference Board, в период с 2008 по 2019 год общая производительность факторов производства снижалась в среднем на 1,3 процента каждый год, то есть Китай тратит больше, чтобы производить меньше каждый год. Это, в свою очередь, привело к огромному долгу: общий долг Китая вырос в восемь раз в период с 2008 по 2019 год и превысил 300 процентов ВВП до начала COVID-19. Любая страна, которая накапливала долг или теряла производительность в темпах, близких к нынешним темпам Китая, впоследствии пережила как минимум одно «потерянное десятилетие» почти нулевого экономического роста.

Все это происходит на фоне все более враждебного внешнего окружения Китая. Сочетание COVID-19, постоянных нарушений прав человека и агрессивной политики привело к тому, что негативное отношение к Китаю достигло уровня, не виданного со времен бойни на площади Тяньаньмэнь в 1989 году (Tiananmen Square massacre). Страны, обеспокоенные конкуренцией со стороны Китая, с 2008 года установили тысячи новых торговых барьеров на его товары. Более десятка стран вышли из инициативы Си «Один пояс – один путь», в то время как Соединенные Штаты ведут глобальную кампанию против ключевых китайских технологических компаний – в частности, Huawei, а богатые демократии на разных континентах возводят барьеры на пути цифрового влияния Пекина. Мир становится все менее благоприятным для роста Китая, и режим Си все чаще сталкивается с таким стратегическим окружением, которое когда-то довело до отчаяния лидеров Германии и Японии.

В качестве примера можно привести политику США. За последние пять лет две президентские администрации США обязали Соединенные Штаты проводить политику «конкуренции» – фактически, консервации – в отношении Китая. Оборонная стратегия США теперь сосредоточена на отражении китайской агрессии в западной части Тихого океана. Вашингтон использует целый ряд торговых и технологических санкций, чтобы сдержать влияние Пекина и ограничить его перспективы на экономическое первенство. «Как только имперская Америка считает вас своим «врагом», у вас будут большие проблемы», предупредил один высокопоставленный офицер Народно-освободительной армии. Действительно, Соединенные Штаты также взяли на себя обязательство организовать глобальное сопротивление китайской власти, и эта кампания начинает давать результаты по мере того, как все больше стран реагируют на угрозу со стороны Пекина.

В морской Азии сопротивление китайской мощи усиливается. Тайвань увеличивает военные расходы и планирует превратить себя в стратегического дикобраза в западной части Тихого океана. Япония проводит крупнейшее наращивание военного потенциала со времен окончания холодной войны и согласилась поддержать США, если Китай нападет на Тайвань. Страны, расположенные вокруг Южно-Китайского моря, особенно Вьетнам и Индонезия, наращивают свои военно-воздушные, военно-морские силы и силы береговой охраны, чтобы оспорить экспансивные притязания Китая.

Другие страны также противостоят напористости Пекина. Австралия расширяет северные базы для размещения американских кораблей и самолетов и строит обычные ракеты большой дальности и атомные подводные лодки. Индия наращивает силы на границе с Китаем и направляет военные корабли в Южно-Китайское море. Европейский Союз назвал Пекин «системным соперником» (systemic rival), а три крупнейшие европейские державы – Франция, Германия и Великобритания – направили военно-морские оперативные группы в Южно-Китайское море и Индийский океан. Разнообразные многосторонние антикитайские инициативы – Четырехсторонний диалог по безопасности (Quadrilateral Security Dialogue), сотрудничество в сфере логистики, новый так называемый альянс AUKUS с Вашингтоном, Лондоном и Канберрой, и другие – находятся в стадии разработки. Стратегия «многостороннего клуба» Соединенных Штатов (multilateral club strategy), признал в июле хорошо осведомленный «ястреб» Янь Сюэтун (Yan Xuetong), «изолирует Китай» и вредит его развитию.

Несомненно, антикитайское сотрудничество остается несовершенным. Но общая тенденция ясна: множество игроков постепенно объединяют усилия, чтобы сдержать мощь Пекина и поместить его в стратегический тупик. Китай, другими словами, не является вечно неукротимой страной. Это уже сильная, чрезвычайно амбициозная и глубоко проблемная держава, чье окно возможностей не будет долго оставаться открытым.

В некотором смысле все это является приятной новостью для Вашингтона: Китаю, который замедляется экономически и сталкивается с растущим глобальным сопротивлением, будет очень трудно вытеснить Соединенные Штаты как ведущую мировую державу – до тех пор, пока Соединенные Штаты не разорвут себя на части или иным образом не спасуют в игре. В других отношениях, однако, новости более тревожные. История предупреждает, что в ближайшее десятилетие миру следует ожидать от достигшего пика Китая более смелых, даже хаотичных действий, чтобы попытаться получить давно желанные стратегические призы, пока его удача не угасла.

Как это может выглядеть? Мы можем сделать обоснованные предположения, основываясь на том, что Китай делает в настоящее время.

Пекин уже удваивает свои усилия по созданию сферы экономического влияния в 21 веке, доминируя в критических технологиях, таких как искусственный интеллект, квантовые вычисления и телекоммуникации 5G, и используя полученные рычаги влияния, чтобы склонить другие государства к своей воле. Он также будет стремиться усовершенствовать «цифровой авторитаризм», который может защитить небезопасное правление китайской компартии внутри страны и одновременно укрепить дипломатические позиции Пекина, экспортируя эту модель автократическим союзникам по всему миру.

С военной точки зрения, китайская коммунистическая партия вполне может стать более жесткой в обеспечении безопасности протяженных и уязвимых линий поставок и защите инфраструктурных проектов в Центральной и Юго-Западной Азии, Африке и других регионах, и эту роль уже хотят взять на себя некоторые ястребы в Народно-освободительной армии. Пекин также может стать более напористым по отношению к Японии, Филиппинам и другим странам, которые стоят на пути его претензий на Южно-Китайское и Восточно-Китайское моря.

Больше всего беспокоит то, что в ближайшее десятилетие у Китая возникнет сильное искушение применить силу для решения тайваньского вопроса на своих условиях, прежде чем Вашингтон и Тайбэй успеют закончить переоснащение своих вооруженных сил для обеспечения более надежной защиты. Народно-освободительная армия уже наращивает интенсивность своих военных учений в Тайваньском проливе. Си неоднократно заявлял, что Пекин не может вечно ждать, пока его «провинция-отступник» (renegade province) вернется домой. Когда в конце 2020-х годов военный баланс временно сместится в пользу Китая, а Пентагон будет вынужден выводить из эксплуатации устаревшие корабли и самолеты, у Китая может появиться больше шансов захватить Тайвань и нанести Вашингтону унизительное поражение.

Ясно, что Китай, вероятно, не станет устраивать тотальную бойню по всей Азии, как это делала Япония в 1930-х и начале 1940-х годов. Но он будет идти на больший риск и мириться с большей напряженностью, пытаясь закрепить ключевые завоевания. Добро пожаловать в геополитику эпохи пикового Китая: страна, которая уже способна бросить жестокий вызов существующему порядку и которая, вероятно, будет бежать быстрее и давить сильнее, поскольку потеряет уверенность в том, что время на ее стороне.

Таким образом, перед Соединенными Штатами в 2020-х годах будет стоять не одна, а две задачи по борьбе с Китаем. Они должны будут продолжать мобилизацию для долгосрочного соперничества и одновременно быстро действовать, чтобы сдерживать агрессию и притуплять некоторые из более агрессивных, ближайших шагов, которые может предпринять Пекин. Другими словами, пристегнитесь – Соединенным Штатам нужно готовиться к борьбе с растущим Китаем. Скоро они узнают, что «падающий» Китай может быть еще опаснее, чем растущий.

Перевод статьи China Is a Declining Power—and That’s the Problem

Тэги: Китай, Экономика

14.10.2021

Alexander (c) Stikhin