На фоне огромных расходов «рыночного социализма» и хронического дефицита торгового баланса к концу 1970-х годов обострился кризис платежного баланса ГДР. Снижение помощи со стороны Советского Союза, напряженная международная обстановка, рост процентных ставок и потрясения в социалистических странах (Польша, Румыния) усугубили ситуацию.

Весной 1982 г. на фоне «кредитного бойкота» со стороны западных стран экономическим экспертам ГДР казалось неизбежным банкротство страны. Однако после принятия ряда чрезвычайных мер платежеспособность была временно восстановлена, а ГДР в 1983/84 гг. получила кредиты, по которым шли активные переговоры с рядом стран с участием премьер-министра Баварии Франца Йозефа Штрауса (Franz Josef Strauß). В работе рассматриваются усилия Восточной Германией, предпринимаемых для предотвращения банкротства до момента получения «кредитов Штрауса» (Strauß loans). Работа проливает свет на реакцию властей ГДР, «кредитный бойкот» западных стран и изучает стратегии, применённые для проведения платежей, которые обеспечивались за счёт нефтяных и торговых операций с СССР и рядом западных стран. Но поскольку краткосрочная ликвидность была сопряжена с высокими издержками, продолжался поиск источника новых кредитов. Наконец, так называемая «цюрихская модель» и её провал – хороший пример для иллюстрации политики властей ГДР – выжить в условиях долгового кризиса, не идя ни на какие уступки.


В начале 1980-х годов ГДР, как и большинство социалистических стран, оказалась в долговой яме. К удивлению многих западных наблюдателей, банкротства, ожидаемого в 1982 году, удалось избежать. В статье анализируется пути, позволившие избежать банкротства. Согласно распространенной версии, ФРГ «помогла ГДР выйти из долгового кризиса», предоставив миллиардные кредиты в твёрдой валюте (западногерманской марке). [1] Действительно, два кредита, получение при помощи баварского премьер-министра Франца Йозефа Штрауса в 1983 и 1984 годах, внесли большой вклад в выживание режима ГДР, а в ответ на полученные кредиты власти ГДР пошли лишь на незначительные уступки гуманитарного характера. Тем не менее, некоторые исследователи считают, что «администрация ФРГ использовала кредиты в качестве средства освобождения людей, информации и идей». [2] Так или иначе, в краткосрочной перспективе кредиты стабилизировали положение ГДР, но в долгосрочной перспективе они способствовали гибели ГДР в качестве независимого государства – не в последнюю очередь потому, что не привели к изменению экономической политики. [3]

Принято считать, что 1982 год стал переломным моментом кризиса ГДР – на фоне обострения финансовой ситуации (не в последнюю очередь из-за «кредитного бойкота» западных стран на ситуацию в Польше) на первый план выходят вопросы у экономики и общественных движенией. В статье рассматривается вопрос о том, как восточногерманская экономическая и политическая элита пыталась избежать уступок и обеспечить платёжеспособность, балансируя на краю финансовой пропасти в годы острого долгового кризиса до момента получения «кредитов Штрауса». Последние исследования показали, что путь к этому результату был многогранным. Ряд экстренных мер обеспечили платежеспособность ГДР – они заключались в масштабном повороте внешнеторговой политики страны и заключении деловых сделок с Советским Союзом и некоторыми странами Запада, что позволило обеспечить краткосрочную ликвидность. [4] Если рост экспорта (всех видов товаров) на Запад подтверждается статистикой, то скрытую часть истории ГДР необходимо пересмотреть, опираясь на доступные архивные данные. Такой подход позволяет прояснить взаимосвязи между вопросами, рассматриваемыми в статье. Как эволюция оценок обострения финансовой ситуации, которая весной 1982 года переросла в перманентное чрезвычайное положение, повлияла на решения руководства страны? Какие решения, предложенные различными ведомствами, были признаны рабочими, а другие были отброшены с самого начала? Как формировалось решение о поддержании платежеспособности и какими методами это было достигнуто? Какая краткосрочная ликвидность была в распоряжении финансового аппарата? Каким образом Отдел коммерческой координации (Bereich Kommerzielle Koordinierung, KoKo) и иностранные трейдеры вносили свой вклад в изучаемую ситуацию и осуществляли взаимодействие? Какие торговые операции с Советским Союзом и странами Запада (например, нефть, зерно, товары народного потребления) создавали валютную выручку для погашения наиболее срочных платежей по кредитам? Как способствовала решению этой задачи отношения между ФРГ и ГДР (Innerdeutsche Beziehungen)? Какую роль в решении этой задачи сыграла так называемая «цюрихская модель» (проект огромного западногерманского долгосрочного кредита в обмен на уступки гуманитарного характера) до момента получения «кредитов Штрауса»? Рассматривая поставленные вопросы, статья затрагивает не только серьезнейшие экономические и финансовые проблемы того времени, но и вносит вклад в понимание проблем, с которыми столкнулись власти ГДР в период долгового кризиса. В статье рассматривается, как неповоротливому режиму ГДР удалось преодолеть «кредитный бойкот» западных стран, не идя на серьезные политические уступки, и указывается на роль, которую сыграли западные деньги. Таким образом, возникает ряд вопросов о западных (не только западногерманских) акторах (политиках, экспертах, банкирах и т.д.), их восприятии и способе взаимодействия с властями ГДР в условиях кризиса в начале 1980-х годов, что должно стать предметом дополнительных исследований.

Предлагаемый анализ действий ГДР по преодолению долгового кризиса основан на документах правящей Социалистической партии Германии, Госплана Восточной Германии и Отдел коммерческой координации, сыгравших решающую роль в обеспечении платежеспособности. Кроме того, источники Министерства государственной безопасности (Ministerium fur Staatssicherheit, Stasi) проливают свет на оживленные дискуссии в 1982 году, когда ГДР находилась в предбанкротном состоянии. [5]

Структурно статья состоит из трех частей. Во-первых, рассматривается реакция руководства страны на «кредитный бойкот» западных стран и угрозу банкротства весной 1982 года. Во-вторых, подробно рассматриваются решительные, но дорогостоящие меры по обеспечению платежеспособности. В-третьих, дается новая оценка методам поиска новых кредитов. Помимо этого, рассматривается эволюция «цюрихской модели» – пример того, насколько отчаянной была ситуация в начале 1982 года, и провал которой подчеркивает стремление режима пережить долговой кризис без проведения экономических реформ.


Путь ГДР в долговую яму был связан с увеличением доли импорта с Запада во внешней торговле ГДР несмотря на то, что в долгосрочной перспективе экономическое сотрудничество с Западом всегда было нацелено на снижение зависимости от западных страх и особенно от Западной Германии. Однако стратегия модернизации за счет импорта не сработала, и с конца 1960-х годов уровень задолженности стал расти. [6] В 1971 г. после ожесточенной борьбы за власть по вопросу политики в отношении Западной Германии и экономических реформ Вальтер Ульбрихт (Walter Ernst Paul Ulbricht) был отстранен от власти, а Политбюро СЕПГ избрало новым первым секретарем Эриха Хонеккера. [7] Новое руководство отменило экономические реформы 1960-х годов, но проблемные тенденции в экономике ГДР продолжали усугубляться. На VIII партийном съезде СЕПГ в конце того же года была принята так называемая «Главная задача» (Main Task) – концепция политики социалистического благосостояния, которая после следующего съезда партии в 1976 г. получила название «Единство экономической и социальной политики» (Unity of Economic and Social Policy). Эта концепция была дорогостоящей, поскольку включала субсидирование цен, жилищную программу и импорт потребительских товаров –

проблема состояла в том, что экономика ГДР не могла покрыть эти расходы. О возможных последствиях роста задолженности сразу же предупредили глава Комиссии Госплана ГДР Герхард Шурер (Gerhard Schurer), представители центральных банков, а в последующие годы и Штази. Однако, обоснование политических кругов заключалось в том, чтобы люди были довольны (в максимально возможной степени), а в эпоху доступа к дешевым деньгам обратная сторона этой стратегии казалась незначительной или, по крайней мере, далекой. Поэтому политика оставалась неизменной даже тогда, когда ситуация резко ситуация резко ухудшилась с середины 1970-х годов. К концу десятилетия ГДР оказалась перед угрозой банкротства, и для поддержания ее платежеспособности потребовалось ещё больше западных кредитов. [8]

В 1977 году экспортных поступлений ГДР не хватало для обслуживания долгов. В конце 1978 года платежный баланс показал дефицит в размере 17,8 млрд. валютных марок (Valutamark, VM, ВМ) [9] в конвертируемых валютах. Девяносто процентов импорта с Запада финансировалось за счет кредитов, а для выплаты процентов и амортизации потребовалось 2,5 млрд. новых кредитов в валютной марке. В 1979 году общий дефицит платежного баланса должен был составить 19 млрд. валютных марок, включая неурегулированный дефицит в твердой валюте в размере 0,9 млрд. млрд. валютных марок. Как всегда, восточногерманское руководство намеревалось решить эту проблему за счет сокращения импорта, увеличения экспорта и принятия других мер, которые, однако, на протяжении 1970-х гг, постоянно не реализовывались. Однако не всё было прямым следствием результатом провала системы государственного планирования – глобальные события были неподконтрольны СЕПГ. Рост цен на мировом рынке в 1971-1978 гг. привел к увеличению дефицита на 3,1 млрд. валютных марок, а неурожай в ГДР и СССР привел к необходимости импорта зерна и увеличил дефицит ещё на 3,8 млрд. валютных марок. Процентные платежи по кредитам 1971-1978 гг. составили 5,1 млрд. валютных марок. Общий прогноз был неутешительным: поскольку ежегодные расходы в твердой валюте на выплату процентов и амортизации превышали экспортную выручку это приводило к постоянному росту дефицита. Анализ платежного баланса ГДР в 1978 г. констатировал очевидное: «Подобная ситуация не может длиться вечно». Было совершенно ясно, что «без готовности иностранных, и прежде всего капиталистических, банков предоставить дополнительные кредиты в размере в необходимом объеме, запланированный импорт и причитающиеся платежные обязательства не могут быть исполнены». Без коренного перелома в торговом балансе ГДР с Западом долговая нагрузка продолжала расти. [10]

Появление КоКо, действовавшего вне плана, является, пожалуй, лучшим доказательством признания руководством страны того факта, что экономическая политика не работает. Созданный в 1966 г. КоКо формально входил в состав Министерства внешней торговли (Ministry of Foreign Trade), но фактически был тесно связан со Штази и находился под контролем ведущих экономических функционеров партии. Целью этого нововведения, которым руководил Александр Шальк-Голодковский, было обеспечение путей получения конвертируемой валюты, формирование более гибкой схемы торговли с западными странами и разрешение периодически возникающих кризисных ситуаций. Значение KoKo резко возросло в 1970-е годы, когда увеличилась потребность в получении валютной выручки. Помимо прочего, КоКо отвечал за значительную часть внутригерманской торговли с ФРГ и к 1980-1984 гг. доля КоКо во внешней торговле ГДР выросла до 44,8%. Тем не менее, КоКо действовала в рамках той же экономической политики, которую определяло партийное руководство, и которая не ставилась под сомнение. В итоге, несмотря на заслуги КоКо в поддержании платежеспособности ГДР, результаты «в целом по больнице» были неутешительны. [11]

В конце 1970-х годов рост процентных ставок на Западе привел к удорожанию новых кредитов и, соответственно, затруднению рефинансирования долгов – в среде экономической элиты ГДР было отчетливое осознание этого факта и возможного сценария развития ситуация, ставшего к началу 80-х «самоисполняющимся пророчеством» (self-fulfilling prophecy). [12] Кроме того, ухудшалась международная обстановка – в кризисе находилась соседка ГДР по Восточному блоку – Польша. С появлением независимого профсоюза «Солидарность» (Solidarity) режим в Польше оказался на грани краха. Для руководства ГДР события в Польше были «контрреволюционными», и совместные действия стран Варшавского договора представлялись вполне обоснованными. [13] Помимо политической составляющей «польский кризис» имел серьёзные экономические последствия. В условиях дальнейшего падения производительности труда государству с большой задолженностью грозило банкротство. В марте 1981 г. Польша оказалась не в состоянии обслуживать свои долги и поставила вопрос об их реструктуризации. Сокращение поставок из Польши и экономической помощи ей стало дополнительным бременем для ГДР. Если этого было недостаточно, то летом 1981 г. Советский Союз объявил о сокращении поставок сырой нефти в ГДР на два миллиона тонн. Это был ещё один серьезный удар, поскольку переработанная нефть продавалась на мировом рынке за твердую валюту. Для продолжения этого прибыльного бизнеса требовалось закупать дополнительные объемы сырой нефти по рыночным ценам. [14] Наконец, после введения военного положения в Польше 13 декабря 1981 г. окончательно оформился «кредитный бойкот» западных стран и уже 24 декабря руководитель KoKo Александр Шальк-Голодковский предупредил практически всесильного экономического секретаря СЕПГ Гюнтера Миттага (Gunter Mittag) и Эриха Хонеккера о возможных последствиях – поскольку ГДР уже давно обслуживает свои долги за счёт новых кредитов – «кредитный бойкот» западных стран поставил ГДР на грань банкротства. [15]


Сообщается, что на одном из заседаний рабочей группы СЕПГ по платежному балансу министр внешней торговли Герхард Бейль (Gerhard Beil) с сарказмом заявил: «Если вчера мы стояли у пропасти, то сегодня мы сделали шаг вперед». [16] Хотя это высказывание относится ко второй половине 1980-х годов, оно показывает, что чувствовали экономические эксперты ГДР в течение всего 1982 года, который характеризовался постоянной борьбой за обеспечение платежеспособности – как и Александр Шальк-Голодковский, Бейль был ключевой фигурой в этой борьбе. Будучи в то время заместителем министра внешней торговли, он занимался делами в сфере экономических отношений с Западом. Бейль был также в числе экспертов (Герхард Шурер (Gerhard Schurer), руководитель партийного отдела планирования и финансов Гюнтер Эренспергер (Gunter Ehrensperger), главный статистик Арно Донда (Arno Donda), президент Восточногерманского банка внешней торговли (DABA) Вернер Польце (Werner Polze) – которые конфиденциально информировали Штази или получали информацию от других информаторов Штази об экономических проблемах ГДР. Благодаря своим информаторам и доступу к документам экономический отдел Штази накопил огромный массив данных. На рубеже 1970-х годов ситуация резко ухудшилась, но информация о положении дел если и доводилась до руководства страны, то в редактированном виде. [17]

В начале 1982 г. аналитики Штази констатировали, что среди экономических функционеров ГДР царит атмосфера «покорности и безразличия», а некоторые из них даже подумывают об отставке – ряд руководителей ГДР чувствовали себя бессильными, поскольку изменение экономической политики, проводимой руководством СЕПГ, представлялось невозможным. Одни надеялись на новые кредиты, другие считали банкротство неизбежным и мечтали о подготовке к минимизации негативных последствий. Цели сокращения внешних долгов в два раза в период до 1985 г. и решение проблем, связанные с сокращением поставок нефти, считались «самообманом». Руководство ГДР предпочло поддержание текущего уровня жизни за счет резервов – фактически, за счет фундамента экономики страны. В 1981 году (и впервые с 1968 года) ГДР обеспечил положительное сальдо в торговле с Западом и перед лицом «кредитного бойкота» дальнейшее наращивание экспорта рассматривалось в качестве одного из механизма решения проблем. Однако условия торговли и сбыта на западных рынках продолжали ухудшаться. Цены на некоторые экспортные товары (на короткий период даже на нефть) резко упали, поэтому для получения конвертируемой валюты приходилось экспортировать ещё больше товаров. При такой стратегии дефицит внутреннего предложения был неизбежен. [18] Принятое в 1981 г. решение о замене нефти углем для внутреннего отопления для увеличения экспорта создало проблемы и нанесло ущерб промышленным и общественным потребностям. [19] Тем не менее финансовое положение ГДР требовало ещё большего увеличения экспорта топочного мазута вплоть до конца 1982 года. [20]

Столкнувшись с «кредитным бойкотом» западных стран и стремясь обеспечить платежеспособность ГДР, 19 января 1982 г. Политбюро СЕПГ приняло ряд экстренных мер, но из-за ухудшения экспортных поступлений дефицит конвертируемой валюты снова увеличился. Для обеспечения платежеспособности необходимо было срочно продать на Запад товаров на сумму не менее 350 млн. валютных марок – в список «распродажи» вошли часть государственных резервных запасов и сельскохозяйственная продукция. [21] Согласно информации, собранной Штази, список был принят Политбюро без каких-либо реальных обсуждений, и лишь по некоторым экспортным позициям были высказаны незначительные возражения. В ходе заседания Хонеккер заметил, что «отсутствие кредитов требует изменений в нашем экономическом порядке, а нынешняя ситуация отражает наши реальные возможности». [22] Штази восприняло решение Политбюро решение как результат обострения финансовой зависимости ГДР от Запада. Принятые меры были сочтены подходящими для обеспечения платежеспособности в краткосрочной перспективе, но не для предотвращения «неизбежного банкротства» в 1982 г. [23]

По прошествии пары дней стали очевидны слабые стороны этой стратегии – сразу после принятия решения о дополнительных объемах экспорта мяса выяснилось, что в январе забойные свиньи весят на пару килограммов меньше, чем ожидалось, и квоты оказались невыполнимыми с самого начала. Кроме того, решения зимы 1982 года по обеспечению экспорта настолько ухудшили снабжение населения, что пришлось принимать срочные контрмеры. Если о мгновенном повышении цен (как в 1979 г.) не могло быть и речи (не в последнюю очередь из-за ситуации, сложившейся в Польше), то планово-финансовый отдел СЕПГ предлагал «есть слона по частям». Последствия для снабжения населения были предсказуемы, и больше всего пострадали бы люди с «низкими доходами». [25] Действительно, в течение всего года население испытывало «мясной кризис» (вызванный дополнительным экспортом и недоеданием скота из-за сокращения импорта) и другие виды дефицита. Несмотря на все тяготы, выпавшие на долю населения, принятых мер оказалось недостаточно для преодоления кризиса платежного баланса. [26] Уже в январе невыполнение дополнительных квот на экспорт сельскохозяйственной продукции и особенно мяса «поставило под угрозу платежеспособность ГДР». [27]

В Штази считали, что распродажа резервов по инициативе Хонеккера не решает проблему роста задолженности и представляет собой лишь ситуативное решение – по мнению Штази единственным выходом была помощь со стороны Советского Союза. Заключение госбезопасности ГДР было однозначным: «Необходимо действовать исходя из того, что ГДР не обладает экономическими средствами для коренного изменения ситуации и окончательного решения проблем платежного баланса». Отсюда вытекала идея проведения политики жесткой экономии, а экспортный поток, необходимый для достижения этой цели, должен быть перенаправлен в СССР. Это считалось возможным, поскольку экспорт ГДР на Запад соответствовал потребностям импорта в Советский Союз. Взамен СССР должен был немедленно взять на себя долги ГДР в размере 20 млрд. валютных марок. Похоже, что в Штази (как и во многих западных банках и политиках) верили в ныне опровергнутую «теорию зонтика» (umbrella theory), согласно которой СССР скорее выручит любого из своих сателлитов, чем допустит его банкротство. Временные неудачи в торговых отношениях с Западом (например, потеря позиций на рынке) должны были быть пересмотрены в пользу будущей сбалансированной торговли, в которой гораздо больше внимания уделялось бы социалистической интеграции и экономическим отношениям с развивающимися странами (экспорт промышленных комплексов в обмен на поставки сырья). [28] Однако руководство страны действовало иначе. На встрече с министром иностранных дел СССР Андреем Громыко в конце января 1982 г. Хонеккер заявил, что ГДР (в отличие от других социалистических стран) не имеет оснований для вступления в Международный валютный фонд (МВФ) или Всемирный банк. [29] Представив экономическое развитие ГДР как стабильное и динамичное, он, тем не менее, признал, что 1982 год будет непростым: «У нас за спиной – контрреволюция в Польше, а перед нами – реваншизм ФРГ». Хотя он и указал на негативные последствия сокращения поставок сырой нефти, но при этом не стал прямо просить советской помощи. [30]

В начале 1982 года на счетах ГДР числилось порядка двух миллиардов валютных марок, что позволяло правительственным кругам рассчитывать на определенную свободу действий, но исчерпание валютных резервов в первой половине года неминуемо привело бы к неплатежеспособности ГДР в 1982 г. [31] – структура кредитов в западных банках была фатальной: пики выплат по кредитам приходились на середину 1982 г. и начало 1983 г. [32] Восточногерманский банк внешней торговли оказался в затруднительном положении [33], а платежеспособность ГДР оказалась «под серьезной угрозой». Министерство финансов, Государственный банк ГДР и Восточногерманский банк внешней торговли ожидали, что не смогут проводить платежи по долгам в третьем квартале 1982 года. Столкнувшись с такими прогнозами, в кабинете председателя Комиссии Госплана ГДР Шурера было созвано экстренное совещание. Обсуждались три сценария предотвращения банкротства. Первый сценарий заключался в расширении экспорта с целью получения валютных поступлений, что означало увеличение экспорта товаров народного потребления, мяса, масла, калийных, азотных и химических базовых материалов за счет населения и национальной промышленности. Второй сценарий предусматривал обращение к СССР за экстренной помощью – краткосрочным кредитом в размере 1 млрд. валютных марок, который предлагалось компенсировать экспортом товаров народного потребления. Многие экономические эксперты рассматривали обращение как наиболее приемлемый вариант решения проблемы. Третий вариант заключался в подготовке к объявлению неплатежеспособности и переговоров с кредиторами [34].

Действительно, многие экономические эксперты ГДР, такие как заместитель министра финансов Герта Кениг (Herta Konig), Польце (Polze) и Шурер (Schurer), считали, что банкротство неизбежно, и выступали за начало переговоров с кредиторами. Была подготовлена декларация о банкротстве, которую предполагалось опубликовать в мае 1982 года. [35] Документы были направлены Гюнтеру Миттагу несмотря на то, что всем было ясно – такое решение может принять только Эрих Хонеккер. К разочарованию Штази, вариант обращения за помощью к Советскому Союзу не включили в пояснительную записку к правительству ГДР. Учитывая опыт Шурера по согласованию уровня поставок нефти на переговорах со своим коллегой Николаем Байбаковым (который в 1981 г. сетовал на внешнеполитические проблемы и низкий уровень жизни в СССР), можно предположить, что он не надеялся на помощь Москвы. Кроме того, в течение года выяснилось, что и банки Совета экономической взаимопомощи (Международный банк экономического сотрудничества и Международный инвестиционный банк) обеспечивали ликвидность только день-в-день и не имели резервов. [38] В связи с тем, что новые советские кредиты или выкуп долгов ГДР рассматривались в качестве реального сценария развития событий, то допустимо говорить о том, что СССР не бросил своего союзника на произвол судьбы.

Политбюро СЕПГ 10 марта 1982 года в очередной раз осудило политику «конфронтации» США и вызванный «тотальный кредитный бойкот», расценив его как согласованную акцию, направленную на банкротство ГДР. В целях противостояния кризиса, Политбюро приняло решение о продолжении политики распродажи активов. [39], но с весны 1982 г. усилилась критика подобной стратегии. По данным Штази эксперты указывали на долгосрочные последствия экстренных мер, которые негативно сказывались на объемах производства ГДР. Например, экспорт стального проката (дефицитный товар в промышленности ГДР) задерживал или даже останавливал производство товаров, законтрактованных для экспорта на Запад (что приводило к большим потерям валютной выручки). Промышленное производство ГДР, как и снабжение населения, подчинялось цели поддержания платежеспособности.

Очевидно, что перспектива объявления банкротство не устраивало Хонеккера в распоряжении которого имелись неучтенные средства (счет № 628, на котором хранились деньги, вырученные от торговли политзаключенными ГДР) и который знал об оперативных резервах КоКо. Из этих средств в целях поддержания ликвидности Восточногерманскому банку внешней торговли в марте 1982 года был предоставлен кредит на 400 миллионов валютных марок. Кроме того, на позицию ГДР вероятно, повлияли условия соглашения о пересмотре сроков погашения долга Польши со стороны западных кредиторов, заключенного в начале апреля 1982 года. Польце информировал Миттага: «Соглашение позволяет оказывать давление на должника законными методами и ограничивает его политическое и экономическое пространство для маневра». Несмотря на то, что ситуация ухудшалась в течение всей весны 1982 г., объявление о банкротстве и начало переговоров с кредиторами представлялись политически нецелесообразными, не в последнюю очередь потому, что последствия этого привели бы к еще более серьезным проблемам с обеспечением населения (и, как следствие, к потенциальной стабильности режима). В то же время меры, предпринятые Политбюро, были признаны недостаточными. В течение нескольких недель выяснилось, что ответственными министерствами было выделено немногим более половины запрашиваемых товарных фондов. Основная проблема заключалась в отсутствии товаров, востребованных на Западе. Поэтому неудивительно, что задача составления списков товаров с указанием даты их продажи за валюту вызывала у руководства ГДР «сильную головную боль».

Несмотря на проблемы с выполнением запланированного плана по экспорту, использование специальных фондов и резервов КоКо [47] на сумму 800 миллионов валютных марок, обеспечило проведение платежей в первом полугодии 1982 г. [48] Однако на горизонте замаячил очередной дефицит валюты, а перспективы на 1983 г. были еще хуже. [49] Поскольку экспортная выручка отставала даже от самых пессимистичных оценок, в июле и августе 1982 г. сохранялась дефицит валюты в размере одного миллиарда валютных марок. КоКо могла лишь предложить временное финансирование дефицита в размере 450 миллионов валютных марок. Таким образом, даже за счет использования резервов власти ГДР не могли покрыть имеющийся дефицит, [50] и для покрытия платежного дефицита по специальному указанию Хонеккера Шальк начал экспорт вооружений на сумму 300 миллионов валютных марок. [51] До конца сентября на счета ГДР поступило 122 валютных марок, [52] а до конца года их объем составил 239,8 миллионов валютных марок. [53]КоКо и представители иностранных торговых организаций настаивали на увеличении экспорта и производства. [54] Неучтенные резервы Хонеккера и краткосрочные кредиты КоКо предназначались для закрытия наиболее срочных потребностей. [55] Помимо мер по обеспечению экспорта, основные операции по формированию дополнительной краткосрочной ликвидности проводились дочерней компанией КоКо Intrac (в сотрудничестве с другими государственными торговыми структурами), которые касались заключения крупных сделок с сырой нефтью и торговых операциях, направленных на конвертацию экспортных кредитов и товаров, закупаемых в Западной Германии, в валюту. [56] К середине 1982 года запланированный приток валюты из специальных фондов (например, со счетов Хонеккера), а также от нефтяных и других торговых операций КоКо до конца года составил еще 815 миллионов валютных марок. [57]


В условиях, когда большинство операций КоКо были далеки от завершения, а пик летних платежей не преодолен, Политбюро СЕПГ 22 июня 1982 г. выразило сожаление по поводу медленного замещения топочного мазута для внутреннего потребления, невыполненного плана по экспорту и, как следствие, обострения проблем с валютой. В очередной раз было принято решение о дополнительном экспорте калийных удобрений, азота и сельскохозяйственной продукции. Бейлу, Шальке, Польце, Кёниг, а также Шюреру и Карлу Грёнхайду из Комиссии Госплана было поручено обеспечить постоянный экспорт калийных удобрений и сельскохозяйственной продукции в течение летних месяцев при сохранении чрезвычайного положения в экономике. Однако за счет выигранного времени был достигнут один существенный результат – успешно завершены переговоры с Западной Германией о продлении режима «взаимообмена» (swing), что расширило возможности ГДР для маневра. [58]

«Взаимообмен» был неотъемлемой частью торговли между ФРГ и ГДР – с 1949 года обмен товарами между двумя германскими государствами осуществлялся в «клиринговых единицах» (Verrechnungseinheiten, VE). Западная Германия предоставила беспроцентный технический кредит на покрытие (все, кроме временных) дисбалансов клирингового счета «взаимообмена». В 1974 году после длительных переговоров власти ГДР согласились на послабления в режиме поездок в обмен на продление кредитов, которые в 1976 году был ограниченны суммой в 850 миллионов «клиринговых единиц». Уступки, направленные на сохранение благоприятных условий торговли между ФРГ и ГДР были неизбежны, но формального подтверждения соглашений не существовало. [59] Осенью 1980 г. климат в отношениях ФРГ и ГДР резко ухудшился – на партийной конференции в городе Гера Хонеккер выдвинул «базовые требования» (Geraer Forderungen/Gera demands), направленные на политические уступки (признание Западной Германией гражданства ГДР) и повысил обменный курс для туристов из ФРГ. Бонн расценил этот шаг как нарушение компромисса 1974 г., а истечение срока действия соглашения о «взаимообмене» в конце 1981 года дало ФРГ рычаг давления на слабеющий ГДР. Несмотря на то, что во время визита канцлера ФРГ Гельмута Шмидта (Helmut Heinrich Waldemar Schmidt) в ГДР в декабре 1981 года было достигнуто соглашение об отсрочке использования механизма «взаимообмена» на шесть месяцев, канцлер ФРГ неоднократно указывал, что будущее соглашение будет связано с обменными курсами для туристов из ФРГ. [60] В апреле 1982 г. Шальк дал понять западногерманскому правительству о том, что у него нет свободы действий в этом вопросе – ГДР сможет прожить и без торгового соглашения с ФРГ, но это лишь сыграет на руку пропонентам закрытия границ и экономической изоляции ГДР. [61]

Потенциальное сокращение «взаимообмена» до 200 миллионов валютных марок в середине 1982 г. привело бы к тому, что процентные платежи составили не менее 60 миллионов валютных марок, а импорт по этому каналу стал бы менее выгодным. [62] Поэтому руководство ГДР настаивало на продлении действия соглашения о «взаимообмене». На прощальной встрече с представителем Западной Германии Клаусом Боллингом (Klaus Bolling), Хонеккер заметил, что «пересмотр соглашения о «взаимообмене» происходит в самый неподходящий момент». [63] В послании Шмидту Хонеккер предупредил о возможных последствиях любых «признаков экономического бойкота». Хотя о снижении обменного курса для туристов из ФРГ речи не шло, Хонеккер указал на уже достигнутые ГДР улучшения в отношении поездок по неотложным семейным делам и предложил продлить истекающее соглашение. [64] Соглашение, подписанное 18 июня 1982 г., предусматривало финансирование механизма «взаимообмена» в размере 850 миллионов «клиринговых единиц» до конца 1982 года с последующим сокращением до 770 миллионов «клиринговых единиц» до конца 1983 года и дальнейшее снижение до 600 миллионов «клиринговых единиц» в 1985 года – времени заключения нового соглашения [65]

Сразу же после продления соглашения о «взаимообмене» во второй половине 1982 года Политбюро СЕПГ приняло решение в полной мере использовать механизм соглашения в результате чего, ряд важнейших импортных товаров был переведен на механизм «взаимообмена». Кроме того, часть «клиринговых единиц» была конвертирована в твердую валюту за счёт перепродажи товаров из ФРГ на внешнем рынке [66] и на этих операциях ГДР в 1982 году заработала 412 валютных марок. [67] Интенсивное использование механизма «взаимообмена» повысило объемы финансирования до 919 миллиона «клиринговых единиц», а в среднем за второе полугодие 1982 г. через механизм «взаимообмена» проходило товаров на примерно 800 миллионов «клиринговых единиц». Однако в связи с увеличением экспорта к концу и сокращением импорта баланс «взаимообмена» на конец года составил порядка 700 миллионов «клиринговых единиц» [68] Продление срока действия механизма «взаимообмена» облегчило задачу сохранения платежеспособности, но платежеспособность ГДР висела на волоске.

Пожалуй, самым показательным примером финансовой драмы ГДР стало рискованное использование депозитов для обеспечения платежеспособности. Депозиты – это всегда вопрос доверия в международном банковском деле и банки-партнеры размещают депозиты в твердой валюте друг у друга на паритетной основе. Если один банк отзывает свои депозиты, то, как правило, другой банк отвечает взаимностью. В начале 1982 года доверие к стабильности банков ГДР стало ослабевать, а Восточногерманский банк внешней торговли потерял порядка трети депозитов банков-партнеров. Общая сумма оставшихся депозитов составила порядка 2,7 миллиарда валютных марок и к концу марта 1982 года почти вся сумма была использована для пополнения платежного баланса. Таким образом, дальнейшее изъятие депозитов банками-партнерами неизбежно привело бы к неплатежеспособности ГДР. [69] «Карманный банк» КоКо – Deutsche Handelsbank – также был не в состоянии справиться с ситуацией, [70] однако ему удалось выдать 950 миллионов валютных марок подконтрольной Штази компании Intrac и позволило профинансировать операционную деятельность компании [71].

Столкнувшись в июле-августе с проблемой покрытия дефицита иностранной валюты, ГДР пошла на рискованную авантюру. Польце было разрешено изъять депозиты ГДР на сумму до 500 миллионов валютных марок из западных банков-партнеров Восточногерманского банка внешней торговли и использовать их для обеспечения платежеспособности. Изъятие депозитов ГДР должно было быть организовано таким образом, чтобы западные банки (чьи вклады несколько недель оставались в Восточногерманском банке внешней торговли) не имели возможности немедленно вывести свои депозиты из ГДР, хотя не было никакой гарантии, что западные банки не отреагируют на действия банковских структур ГДР. [72] В итоге авантюра «все или ничего» прошла удачно, а депозиты не были выведены западными банками, в краткосрочной перспективе платежеспособность ГДР была восстановлена. В сентябре 1982 года Гюнтер Миттаг принял решение о сокращении запланированного финансирования долга за счет депозитов до 700 миллиона валютных марок – скорее всего, для того, развязать себе руки и иметь резервный вариант на экстренный случай. Помимо усилий правительственных кругов ГДР, необходимые резервы обеспечило КоКо. [73]

Таким образом задачи по обеспечению платежеспособности переместились на октябрь и ноябрь 1982 года. [74] В течение всего лета КоКо и иностранные торговые компании были заняты конвертацией кредитных линий или «клиринговых единиц» в твердую валюту путем покупки и продажи (иногда перепродажи) товаров. Дополнительный импорт металлургической и угольной продукции из Западной Германии трактовался в качестве жеста доброй воли ГДР на расширение торговли в рамках механизма «взаимообмена», [75] хотя на деле он был частью многочисленных торговых операций ГДР. Конвертация экспортных кредитов [76] в твердую валюту стала одной из главных задач компании Intrac. В мае 1982 года Франция предложила экспортный кредит с государственным обеспечением на сумму 220 миллионов валютных марок (350 миллионов франков) сроком на два года. Перед Intrac была поставлена задача полностью использовать эти деньги, закупая французские товары и перепродавая их аналоги производства ГДР для обеспечения валютной выручки. [77] Ещё до подписания кредитного соглашения с Францией КоКо составил подробные планы импорта и экспорта товаров. [78] Все позиции должны были согласовываться в зависимости от наличия аналогичных товаров производства ГДР. [79] По некоторым товарам (не в последнюю очередь из-за задержки их поступления) валютная выручка была получена только весной 1983 года, но Intrac учёл отложенный приток валюты в платежном балансе. [80] Аналогичные торговые операции проводились и с нейтральной Австрией, которая несмотря на «кредитный бойкот» продолжала предоставлять экспортные кредиты на поставку металлургической продукции, зерна и товаров народного потребления. [81]

По плану властей ГДР зерно и товары народного потребления предлагались СССР в обмен на дополнительные поставки нефти, т.к. несмотря на сокращение поставок нефти на два миллиона тонн, ГДР надеялась на помощь СССР. Весной 1982 года ГДР удалось договориться о дополнительных поставках 600 тысяч тонн сырой нефти и увеличение объемов было объявлено предварительным условием будущих поставок. Для полной загрузки мощностей нефтеперерабатывающих заводов ГДР, необходимо было импортировать больше сырой нефти за твердую валюту, но поскольку Москва была против дальнейшего усиления зависимости ГДР от западных стран, то она согласилась на дополнительные поставки. Летом 1982 года было поставлено еще 850 тысяч тонн сырой нефти. В общей сложности ГДР получила от СССР дополнительно 2,1 миллиона тонн нефти, оплатив поставки в твердой валюте (порядка 520 миллионов долларов). Поскольку Советский Союз предлагал более длительные сроки кредитования, ГДР могла продавать нефтепродукты с более короткими сроками оплаты, создавая тем самым дополнительную финансовую ликвидность для оплаты долгов. В сочетании с поставками ГДР потребительских товаров, зерна, мяса и других продуктов питания в Советский Союз сроки обеспечения ликвидности составляли примерно 450 дней. В свою очередь ГДР закупала товары на рынках западных стран со сроком оплаты 360 дней (или даже дольше), а затем сразу же перепродавала их (или аналогичные товары производства ГДР) в СССР. В отсутствие регулярных финансовых кредитов западные экспортные займы были единственным способом обеспечения ликвидности в твердой валюте. В итоге реальными кредиторами стали не Советский Союз, а западные поставщики импорта ГДР, правда, не понимая всей механики происходящего. Помимо поставок советской нефти, Intrac заключал нефтяные сделки с компанией Intertrading (торговый дом крупнейшего австрийского предприятия промышленности VOEST), а также со шведской компанией Axel Johnson. [82]

Для обеспечения платежеспособности в январе 1983 года необходимо было закупить, переработать и реализовать нефть на сумму 600 миллионов валютных марок. [83] Прорыв в отношениях с Австрией был достигнут во время встречи на высшем уровне в Вене в начале октября 1982 года. Бейль, Миттаг и Шальк вступили в сложные переговоры с канцлером Бруно Крайски (Bruno Kreisky) и сумели добиться желаемого импорта нефти с выгодными условиями оплаты. В качестве «ответной услуги» (но на самом деле в интересах стратегии торговых операций) ГДР согласилась на ряд импортных поставок из Австрии, финансирование которых обеспечивалось за счет экспортных кредитов. Заключенное «пакетное соглашение» обеспечивало поставки сырой нефти в объемах, необходимых для обеспечения платежеспособности ГДР, стоимость которых составляла порядка 500 миллионов дойчемарок. [84] В декабре 1982 года СССР договорился о дополнительных поставках на сумму 750 миллионов дойчемарок, что в конечном итоге создало основу для обеспечения платежеспособности в январе и феврале 1983 года. [85]

В 1983 г. к погашению подлежало 13 миллиардов валютных марок [86] из которых 3,1 миллиарда приходились на первый квартал. [87] и для того, чтобы ГДР избежал банкротства необходимо было соблюсти все параметры платежного баланса, принимая в расчет риски, взятые на себя КоКо, Министерством финансов и Восточногерманским банком внешней торговли. [88] Поэтому план на первую половину 1983 г. предусматривал использование механизма «взаимообмена» на полную мощность, объем которого составлял 770 миллионов «клиринговых единиц», и основной целью плана стала конвертация «клиринговых единиц» в твердую валюту. [89] В силу «кредитного бойкота» импорт конвертируемой валюты был затруднен и поэтому КоКо и иностранные поставщики переключили оплату импорта из западных стран на механизм «взаимообмена». [90] Помимо механизма «взаимообмена» ещё одним источником получения валюты были экспортные кредиты. [91] Власти ГДР рассчитывали на то, что Франция, Австрия и Япония предоставят отсрочку по оплате поставок в 360 дней, что позволило бы перенести часть платежей с 1983 года на 1984 год. [92] Затягивание сроков реализации товаров (стоимость которых за период ожидания снижалась примерно на 20%) [93], а также торговых и нефтяных операций, стоимость кредитов по которым составляла 25-60%, представлялось нецелесообразным. Целевые кредиты был бы гораздо дешевле и выгоднее. В начале 1983 г. один из функционеров Восточногерманского банка внешней торговли сообщил в Штази, что для получения западногерманского кредита в размере 3-4 миллиарда дойчемарок потребует определенных политических уступок, но позволит заменить неэффективные схемы Intrac. [94] Зададимся вопросов – откуда вообще появилась идея о целевом кредите в период «кредитного бойкота»?


На фоне постоянного ухудшения платежного баланса с начала 1980 года стало известно о намерениях ГДР получить кредиты в ФРГ. Последний кредит ФРГ был получен компанией Intrac в октябре 1981 года, и подписание кредитной линии по этой сделке ознаменовало начало другой схемы финансирования –«цюрихской модели» (Zurich mode). Генезис этой бизнес-модели, основанной на принципе «свобода передвижения в обмен на деньги», горячо обсуждались, как участниками процесса, так и в научных дискуссиях. Сегодня известно, что в 1982-83 годах обе Германии рассматривали «цюрихскую модель» в качестве маловероятного варианта по сравнению с более привлекательным вариантом –«Länderspiel». Как бы то ни было, но «цюрихская модель» является хорошим примером того, как руководство ГДР стремилось избежать банкротства, не идя при этом на серьезные уступки. [95]

После провала отчаянных попыток получить кредит в размере 40-50 миллионов долларов в австрийских банках финансовый заем был предоставлен швейцарским банком из Цюриха Bank fur Kredit und Außenhandel AG, которым руководил относительно молодой и чрезвычайно амбициозный банкир из ФРГ Хольгер Бахль (Holger Bahl), имевший за своими плечами большой опыт торговли с ГДР. В свете снижения кредитоспособности ГДР кредит, полученный в Цюрихе, считался большим успехом, но ещё более интересным показалось то, что Бахль поведал представителям Intrac – генеральному директору Хорсту Штайнебаху (Horst Steinebach) и финансовому директору Гюнтеру Грёцингеру (Gunter Grӧtzinger). Конфиденциально он упомянул, что только что встречался с бывшим депутатом парламента и ведущим функционером социал-демократов ФРГ Карлом Винандом (Karl Wienand), имевшим близкие отношения с влиятельными политиками ФРГ – Гельмутом Шмидтом (Helmut Schmidt) и Гербертом Вебертом (Herbert Wehner). Винанд туманно сообщил Бахлю, что по просьбе правительства ГДР правительство ФРГ готово вести переговоры о предоставлении кредита в размере 2-3 млрд. марок. [96] В связи с приближением визита Шмидта в ГДР в декабре 1981 года Бахль дополнительно сообщил следующие сведения: социал-демократическая партия ФРГ нуждается в развитии отношений с ГДР и поэтому готовы предоставить долгосрочный кредит в обмен на снижение возраста для выезда за границу. Никакой формальной увязки по предоставлению кредитов в обмен на снижение возраста выезда не требовалось, а полученные средства власти ГДР могли использовать сообразно обстоятельствам. Как ни туманны были подробности, но совершенно понятно, что Бахль был заинтересован в участии своего банка в планируемой сделке. [97] До приезда Шмидта в ГДР 11 декабря 1981 года Бахль трижды встречался с представителями ГДР и сообщил, что канцлер ФРГ был бы признателен за упоминание о предлагаемой сделке. [98[ Так ли это было на самом деле, остается под вопросом. В беседе с восточногерманским юристом и одним из посредников СЕПГ Вольфгангом Фогелем (Wolfgang Vogel) канцлер ФРГ охарактеризовал подобные дискуссии как «химеру» – Гельмут Шмидт не горел желанием заниматься подобными вопросами. [99]

Учитывая имевшиеся расхождения во взглядах, неудивительно, что Хонеккер не затрагивал подобные вопросы в беседах со Шмидтом. Главными экономическими вопросами были продление срока действия «взаимообмена» и заключение рамочного экономического соглашения между ФРГ и ГДР. Для Шмидта была очевидна связь между развитием экономических и гуманитарных отношений. [100] Что касается ситуации на границе и режима поездок Шмидт обсудил с Хонеккером варианты реализации взаимодействия по примеру Австро-Венгрии. Упоминание со стороны ФРГ об австро-венгерском «образце для подражания» руководство ГДР проигнорировало и никогда не рассматривало этот вариант в качестве рабочего. [101] Тем не менее, оно легло в основу модели «Länderspiel» [102], которая, несмотря на активные обсуждения в ГДР и ФРГ, для руководства ГДР так и осталась «химерой» – более предпочтительным вариантом для руководства ГДР была «цюрихская модель».

Насколько серьезно в ГДР восприняли «цюрихскую модель», видно из одного из первых предложений по обеспечению платежного баланса в 1982 году: «Предложение швейцарской банковской группы о создании совместного банковского института должно быть немедленно согласовано с целью получения финансовых кредитов». [103] С учетом финансового положения ГДР такая спешка не вызывала удивления.

В феврале 1982 года Бахль разработал концепцию совместного банковского института ФРГ и ГДР на территории Швейцарии и передал ее Штайнебаху и Винанду. [104] Предложение Бахля предусматривало создание финансового дома с уставным капиталом в 200 миллионов швейцарских франков, совместно финансируемого ФРГ и ГДР. План Бахля предусматривал, что на горизонте двадцати лет новый банковский институт предоставит кредитов на сумму в 4 миллиарда дойчемарок – согласно разработанному плану, вновь созданный финансовый мог начать выдачу кредитов с октября 1982 года. [105]

Неудивительно, что ГДР, пытаясь избежать банкротства, стремилась проверить готовность ФРГ предоставить крупный кредит под соответствующие политические уступки. Источники Штази свидетельствуют о том, что предложение было воспринято всерьез и, видимо, достаточно широко обсуждалось в экономических элитах ГДР. Как и в случае с вопросом о пересмотре сроков погашения задолженности, распространялось мнение о том, что Хоннекер должен принять соответствующее политическое решение. [106] КоКо рассматривал предложение как юридически и технически осуществимое и, следовательно, приемлемое в том виде, в котором оно было сделано и Александр Шальк-Голодковский мог немедленно вступить в переговоры. Учитывая острые финансовые проблемы ГДР, представителям Intrac на переговорах было поручено настаивать на реализации модели финансирования в срок до 30 июня 1982 года. В пояснительной записке говорилось: «В связи с нерешенными проблемами в платежном балансе и текущим положением дел с реализацией экспортного плана необходимо вступить в переговоры, поскольку начиная со второй половины 1982 года невозможно будет обеспечить проведение платежей по процентам что приведет к банкротству ГДР». [107] Шальк проинформировал об этом Миттага и запросил его одобрения. [108]

Очевидно, что руководством ГДР было принято принципиальное решение о переговорах по организации совместного финансового института с ФРГ, но не об уступках политического характера. На следующей встрече Бахля, Винанда, Штайнебаха и Гротцингера (Grotzinger), состоявшейся 10 марта 1982 года в Цюрихе, все выглядело гораздо менее конкретным, чем ожидалось. Внушительные суммы начальных инвестиций, цели создания банка и некоторые юридические аспекты, связанные с нерешенностью ряда важных вопросов между ГДР и ФРГ, стали непреодолимыми препятствиями. Наконец, Винанд дал понять, что гуманитарный аспект (возраст путешественников) должен быть обязательно включен в повестку переговоров. [109] После предоставления комментариев по этому вопросу заместитель Шалька Манфред Зайдель (Manfred Seidel) заявил о том, что «план Бахля не нужно рассматривать всерьез». [110] Это привело к паузе в переговорах.

Позже Бахль утверждал, что именно баварский премьер-министр Штраус отговорил руководства ФРГ от «цюрихской модели», не в последнюю очередь намекнув на возможные манипуляции спецслужб. [111] Однако проблемы возникли именно во время переговоров – когда в начале мая Гротцингер вновь отправился в Цюрих, к нему подошли неизвестные и стали расспрашивать о его связях со Штази. Шальк немедленно доложил об этом Мильке. Именно в этот момент «цюрихская модель» – по крайней мере, в глазах Штази – стала в некоторой степени аффилированной с западной разведкой. Тем не менее, «цюрихская модель» продолжала фигурировать в переговорах между ФРГ и ГДР. По словам Бахля, западные немцы считали, что мартовские переговоры провалились из-за того, что некоторые члены политбюро СЕПГ выступили против «цюрихской модели». Кроме того, со слов Бахля складывалась впечатление, что Бонн готов к уступкам, связанным с «базовыми требованиями», выдвинутых Хоннекером [112] В рамках данной работы невозможно в деталях проанализировать позицию ФРГ по вопросу «базовых требований» Хоннекера, но сомнительно, что Бонн пошел бы на такие уступки, как в это указывалось в документах ГДР по вопросам «цюрихской модели». [113] Как бы то ни было, летом начало казаться, что проблемы, возникшие на ранних этапах переговоров, преодолены. [114] Несмотря на то, что процесс переговоров плохо документирован, известно, что переговоры продвигались вплоть до сентября 1982 года и речь шла о повышении объемов кредитов до пяти миллиардов валютных марок. Однако 1 октября 1982 года в результате вотума недоверия правительство Шмидта ушло в отставку, а новым канцлером ФРГ стал Гельмут Коль (Helmut Kohl). Правительство Коля проявило интерес к «цюрихской модели», и эксперты с обеих сторон продолжали дискуссии по этому вопросу. Своему специальному представителю по неофициальным контактам с руководством ФРГ Герберту Хейберу (Herbert Häber), не имевшего ни малейшего представления о «цюрихской модели», Хоннекер поставил следующую задачу: «Продолжай действовать в этом направлении, но держи язык за зубами!» [115] Ещё одним доказательством актуальности «цюрихской модели» после смены правительства в Бонне является то, что 8 октября Миттаг использовал аргумент о предстоящем западногерманском займе в размере пяти миллиардов валютных марок, чтобы убедить австрийского канцлера предоставить кредиты, необходимые для финансирования нефтяной сделки. [116]

Таким образом, концепция «цюрихской модели» оставалась в подвешенном состоянии – тем не менее, Шальк постоянно искал замену дорогостоящему финансированию через KoKo и неожиданно нашел их в Баварии. В декабре 1982 года Коль одобрил стремление премьер-министра Баварии Штрауса начать переговоры с ГДР, но в телефонном разговоре с Хонеккером 24 января 1983 года Коль настаивал на увязке между кредитами и гуманитарными уступками. До конца не совсем ясно, имел ли Коль в виду «цюрихскую модель», или речь шла только о переговоры со Штраусом (что более вероятно). Как бы то ни было, для Хонеккера переговоры со Штраусом было именно тем, чего он старался избежать, поскольку это означало те же условия, что и в случае с «цюрихской моделью». [117]

Весной 1983 года переговоры со Штраусом интенсифицировалась и «цюрихская модель» окончательно ушла с повестки дня. Учитывая новую ситуацию, Шальк неоднократно осуждал уступки, которых Бонн ожидал в ответ. [118] Несмотря на трудности в переговорах первый кредит в размере миллиарда дойчемарок был выдан 29 июня того же года. Уступки со стороны ГДР носили чисто формальный характер (в отношении процедуры пересечения границы) или, как теперь известно, были заранее подготовлены (в отношении демонтажа орудий на границе, решение о которых Хонеккер принял до предоставления кредита). В сентябре дети до 16 лет были освобождены от минимального обменного курса. [119] Независимо от достигнутых успехов в переговорах с премьер-министром Баварии, даже Шальк, заслуживший лавры за получение займа от ФРГ, заявил, что платежеспособность обеспечил не собственно заём, а торговые операции КоКо. [120] Действительно, дела ГДР находились в плачевном состоянии – в первом квартале 1984 году ГДР вновь пришлось столкнулся с выплатой больших платежей по кредитам, дефицит по котором составлял порядка 2,1 миллиарда валютных марок. [121]

В сентябре 1983 года Шмидт в частной беседе спросил Хонеккера, интересуется ли он по-прежнему «швейцарской моделью», как она к тому времени называлась, на что генсек ответил: «Нет, в этом больше нет необходимости». [122] Таким образом, «цюрихская модель» так и не была реализована, но продолжала упоминаться в прессе и на переговорах – при этом ГДР уже ожидал поступления второго миллиарда дойчемарок из «займа Штрауса». Спекуляции на тему очередного займа нередко появлялись в западногерманских СМИ, причем в качестве обоснования займа всегда упоминались уступки со стороны ГДР. На этом фоне Бахль в очередной раз продвигал свою «цюрихскую модель» и сетовал на «ошибку» ГДР, которая полагалась на Штрауса. [123] Тем временем Бахль был уверен, что Миттаг и Коль будут вновь говорить о «цюрихской модели» на Ганноверской ярмарке весной 1984 года, хотя нет никаких доказательств того, что ГДР всерьёз рассматривал возможность реализации «цюрихской модели» [124] – тем более, что параллельно шла работа над очередным траншем «займа Штрауса». 25 июля 1984 года было объявлено о предоставлении кредита в девятьсот пятьдесят миллионов дойчемарок, и на этот раз ФРГ обнародовала подробную информацию об уступках со стороны ГДР, среди которых – снижение минимального обменного курса для пенсионеров. Несмотря на то, что имидж ГДР как надежного должника, безусловно, улучшился, ситуация на международных финансово-кредитных рынках не совсем изменилась. Западные кредиторы по-прежнему проявляли осторожность. Казалось, что кредиты для социалистических стран в будущем если и будут предоставляться, то только с большими проблемами. [125] Предпочтения по кредитованию, по-видимому, отдавалось СССР и гораздо более гибкой Венгрии. Тем не менее, Восточногерманскому банку внешней торговли, тоже удалось получить кредит в размере семидесяти пяти миллионов долларов. [126]


Властям ГДР удалось преодолеть «кредитный бойкот», но принятые контрмеры нанесли серьезный ущерб экономической базе ГДР и её способности по обеспечению населения. Столкнувшись с перспективой банкротства, руководство ГДР решило пойти на отчаянный шаг по распродаже активов, который сам по себе не предотвратил бы банкротства. Внимательное изучение внутренних дискуссий ГДР позволяет выявить множество позиций и возможных решений. Некоторые экономические эксперты и «Штази» (преследовавшая свои собственные цели) предпочли бы решить проблему с помощью СССР, другие считали банкротство неизбежным. Если помощь со стороны слабеющего СССР была маловероятна, то банкротство тоже не рассматривалось в качестве рабочего варианта, т.к. оно могло подорвать позиции партийный властей ГДР. Кроме того, «польский кризис» и условия, на которые пришлось пойти Польше для погашения своих долгов, пугали власти ГДР – поэтому руководство ГДР безоговорочно нацелилось на сохранение платежеспособности. Совместно с КоКо и иностранными компаниями власти ГДР обеспечивали необходимые средства для сведения платёжного баланса. Помимо использования имеющихся заёмных средств, многочисленных специальных мер, рискованной игры с депозитами и пролонгации механизма «взаимоообмена» для создания необходимой ликвидности требовалось проведение дорогостоящих торговых операций КоКо. Конвертирование экспортных кредитов (обеспеченных иностранными компаниями, такими как Бахль) и «клиринговых единиц» в твердую валюту и особенно крупные нефтяные сделки с Советским Союзом и Австрией помогли обеспечить платежеспособность в 1982/83 годах. Действительно, СССР внес большой вклад в поддержание платежеспособности ГДР, но только при соблюдении определенных условий и с проведением поставок по мировым ценам. Однако без торговых операций с Западом (за исключением особых взаимоотношений с Западной Германией) стратегия ГДР по поддержанию платёжеспособности не сработала бы. Как это ни странно, но именно западные деньги спасли ГДР от банкротства. Реальными кредиторами стали западные компании, предоставлявшие экспортные кредиты для поддержания собственной экономики в период кризиса, а ГДР нашла способ выжить в условиях долгового кризиса без вступления в МВФ, открытости и далеко идущих уступок. В связи с этим возникает вопрос об экономических и политических намерениях Запада в отношении соблюдения стратегии властей ГДР. Что касается финансовых кредитов и депозитов, то было бы интересно ознакомиться с исследованиями, изучающие, как и в какой степени западные банки информировали власти своих страх о деятельности властей ГДР в период долгового кризиса.

В то же время власти ГДР постоянно стремилась преодолеть «кредитный бойкот» западных стран. Если экспортные кредиты под поставки товаров и услуг предоставлялись такими странами, как Австрия и Франция, то обычные кредиты были недоступны. В этом отношении единственной надеждой оставалась ФРГ. Поэтому неудивительно, что что «цюрихская модель» первоначально рассматривалась в качестве хорошей возможности по преодолению «кредитного бойкота». Неизвестно, пошли ли бы власти ГДР на политические уступки, и на какие именно, в обмен на крупные кредиты, но очевидно, что ГДР в принципе была готова пойти на минимально возможные уступки. Именно поэтому власти ГДР в целях предотвращения банкротства и сохранения стабильности политического режима склонились к «займам Штрауса» и с точки зрения партийных властей ГДР альтернатив выбранной стратегии не существовало. Однако в итоге оказалось, что, несмотря на все усилия, добиться этого можно было только при более тесном сотрудничестве с Западной Германией, что в долгосрочной перспективе вело к росту зависимости от властей ФРГ. Это оставалось неразрешимым парадоксом правления СЕПГ вплоть до самого краха партии. Хотя долговой кризис удалось пережить без каких-либо серьезных уступок, стратегия, принятая для достижения этой цели, ещё больше ослабила экономические основы ГДР –экономические реформы и уступки откладывались до тех пор, пока, наконец, не стало слишком поздно. ГДР избежал банкротства за счёт «Пирровой победы», которая в итоге сделала распад ГДР более вероятным. [127]


1. Andre Steiner, The Plans that Failed. An Economic History of the GDR (New York: Berghahn, 2010), 172.

2. On the loans, see Stephan Kieninger, ‘Freer Movement in Return for Cash. Franz Josef Strauß, Alexander

Schalck-Golodkowski, and the Milliardenkredit for the GDR, 1983–1984’ in Bernhard Blumenau, Jussi M.

Hanhimaki, Barbara Zanchetta (eds), New Perspectives on the End of the Cold War. Unexpected

Transformations? (London: Routledge, 2018), 117–37, here 117.

3. Jonathan R. Zatlin, The Currency of Socialism. Money and Political Culture in East Germany (Cambridge:

Cambridge University Press, 2007), 125–48.

4. For a first account, see Matthias Judt, Der Bereich Kommerzielle Koordinierung. Das DDR-Wirtschaftsimperium des Alexander Schalck-Golodkowski – Mythos und Realitat € (Berlin: Ch. Links, 2013), 142–74.

5. For a first in-depth study of these sources (though with a different focus than in this article), see Andreas

Malycha, Die SED in der Ara Honecker. Machtstrukturen, Entscheidungsmechanismen und Konfliktfelder in der Staatspartei 1971–1989 (Munich: Oldenbourg, 2014), 276–89.

6. Ralf Ahrens, Gegenseitige Wirtschaftshilfe? Die DDR im RGW. Strukturen und handelspolitische Strategien

1963–1976 (Cologne: Bohlau, 2000).

7. Andr e Steiner, Die DDR-Wirtschaftsreform der sechziger Jahre. Konflikt zwischen Effizienz- und Machtkalkul (Berlin: Akademie Verlag, 1999).

8. Most of the issues discussed in this article have been dealt with in previous studies, yet, none of them

analyzed how exactly bankruptcy was avoided before the ‘Strauß loans.’ Among the most important studies

on the economic history of the GDR, see Steiner, The Plans that Failed; Zatlin, The Currency of Socialism; Judt, Der Bereich Kommerzielle Koordinierung; Malycha, Die SED in der Ara Honecker, 177–322; Hermann Hertle, ‘Die Diskussion der okonomischen Krisen in der F € uhrungsspitze der SED € ’, in Theo Pirker, M. Rainer Lepsius, Rainer Weinert, Hans-Hermann Hertle (eds), Der Plan als Befehl und Fiktion. Wirtschaftsfuhrung in der DDR. Gesprache und Analysen € (Opalden: Westdeutscher Verlag, 1995), 309–45; Hartmut Berghoff, Uta Andrea Balbier (eds), The East German Economy, 1945–2010. Falling Behind or Catching Up? (New York: Cambridge University Press, 2013); Dierk Hoffmann (ed), Die zentrale Wirtschaftsverwaltung in der SBZ/DDR. Akteure, Strukturen, Verwaltungspraxis (Berlin: De Gruyter, 2016).

9. In this article, I use the figures on which internal assessments and decisions were based upon. In 1982, the

internal exchange rate for 1 USD was 2.4 VM. Since 65% of the GDR’s foreign currency payments were in

USD this seems to be the most important benchmark for measuring the East German financial situation in

a comparative way. On the problem of the actual value of the ‘divided’ VM and the recalculations of East

German debt, see Armin Volze, ‘Zur Devisenverschuldung der DDR – Entstehung, Bewaltigung und Folgen’,

in Eberhard Kuhrt (ed), Die Endzeit der DDR-Wirtschaft – Analysen zur Wirtschafts-, Sozial- und Umweltpolitik

(Opalden: Leske þ Budrich, 1999), 151–83. The best recalculations have established the ‘least bad figures,’

clearly showing a larger share of the West in the overall East German trade volume. Cf. Ralf Ahrens, ‘Debt,

Cooperation, and Collapse. East German Foreign Trade in the Honecker Years’, in Hartmut Berghoff, Uta

Andrea Balbier (eds), The East German Economy, 1945–2010. Falling Behind or Catching Up? (New York:

Cambridge University Press, 2013), 161–76, here 164–5.

10. Current status of the GDR’s balance of payments with the West in 1978/79, Berlin, 1. 2. 1979, [Berlin,]

B[undes]arch[iv], DL 226/1248, Bl. 220–38.

11. Judt, Der Bereich Kommerzielle Koordinierung.

12. [Assessment on the Western credit policy towards the GDR], Berlin, 29. September 1978, [Berlin, Archiv des] B[undesbeauftragten fur die] St[asi-]U[nterlagen], M[inisterium] f[ur] S[taassicherheit], H[aupt]A[bteilung] XVIII, Nr. 16067, Bl. 23–9.

13. Michael Kubina, Manfred Wilke, ‘Hart und kompromisslos durchgreifen.’ Die SED contra Polen 1980/81.

Geheimakten der SED-Fuhrung € uber die Unterdr € uckung der polnischen Demokratiebewegung € (Berlin: Akademie Verlag, 1995).

14. For the records of the meeting between Brezhnev and Honecker in Crimea on 3 August 1981, see HansHermann Hertle, Konrad H. Jarausch (eds), Risse im Bruderbund. Die Gesprache Honecker – Breshnew 1974 bis 1982 (Berlin: Ch. Links, 2006), 198–231. For details on the ‘oil factor,’ see Andre Steiner, ‘“Common Sense is Necessary:” East German Reactions to the Oil Crises of the 1970s’, Historical Social Research, 39 (2014), 231–50; Ray Stokes, ‘From Schadenfreude to Going-Out-of-Business Sale: East Germany and the Oil Crises of the 1970s’, in Hartmut Berghoff, Uta Andrea Balbier (eds), The East German Economy, 1945–2010. Falling Behind or Catching Up? (New York: Cambridge University Press, 2013), 131–43.

15. Judt, Der Bereich Kommerzielle Koordinierung, 136, 138.

16. Gerhard Schurer, € Gewagt und verloren. Eine deutsche Biografie, 4th ed. (Berlin: Frankfurt Oder Editionen, 1998), 184.

17. Malycha, Die SED in der Ara Honecker € , 257–89.

18. Kleine to Mielke, Berlin, 1. 1. 1982, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 4693, Bl. 3–5; appendix Bl. 6–29.

19. Information on the relation between crude oil imports, export of refinery products and domestic supply, Berlin, 25. 1. 1982, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 4693, Bl. 99–100.

20. Information on the development of the balance of payments in convertible currencies in 1982, Secret, Berlin, 21. 5. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 130–36.

21. Meeting of the SED politburo, 19. 1. 1982, S[tiftung] A[rchiv der] P[arteien und] M[assen]O[rganisationen im Bundesarchiv, Berlin, S[tiftung] ... Bundesarchiv], DY 30/J IV 2/2A/2454, Bl. 1–12.

22. Kleine to Carlsohn, Berlin, 19 1. 1982, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 4693, Bl. 54.

23. Statement on the relation between oil deliveries from the USSR, guaranteeing solvency, and controlling the domestic economic situation, Berlin, 22. 1. 1982, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 4693, Bl. 55–62.

24. Information, Berlin, 20. 1. 1982, BArch, DL 226/1445, Bl. 333–7.

25. Information on the development of the supply of the population in 1982, Berlin, 25. 3. 1982, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 19204, Bl. 22–5.

26. Zatlin, The Currency of Socialism, 125–36; Judt, Der Bereich Kommerzielle Koordinierung, 166–71.

27. Schalck to Mittag, Berlin 26. 1. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 201–4.

28. [Memorandum], Berlin, 25. 1. 1982, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 4693, Bl. 63–98. For a first analysis of this document, see Hans-Hermann Hertle, ‘Die DDR an die Sowjetunion verkaufen? Stasi-Analysen zum okonomischen Niedergang der DDR € ’, Deutschland Archiv 42 (2009), 476–87. Also, see Malycha, Die SED in der Ara Honecker € , 267–73.

29. For details on this issue in a comparative perspective, see Andr e Steiner, ‘The globalisation process and the Eastern Bloc countries in the 1970s and 1980s’ European Review of History 21 (2014), 165–81, 172–6. 30. Report on the visit by Soviet Foreign Minister Gromyko to the GDR (27.–28. 1. 1982), SAPMO, DY 30/J IV 2/ 2A/2457, Bl. 2–21.

31. Schalck to Mittag, Berlin, 4. 3. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 192–5.

32. Information, Berlin, 23. 3. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 51–9.

33. Information on the maturity structure of bank loans, Berlin, 2. 4. 1982, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 19204, Bl. 26–7.

34. Information on the development of the GDR’s balance of payments with the West, Berlin, 4. 3. 1982, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 13329, Bl. 16–8. 35. Memorandum by Schurer and Polze on a potential rescheduling of the GDR € ’s debts, Top secret!, BArch, DL 226/1248, Bl. 215–8. Also, see Malycha, Die SED in der Ara Honecker € , 276–89; Judt, Der Bereich Kommerzielle Koordinierung, 138.

36. Information on the development of the GDR’s balance of payments with the West and the positions of the state and economic organs on this issue, Berlin, 6. 3. 1982 (document 136) in Dokumente zur Deutschlandpolitik (DzD) VI. Reihe/Bd. 7: 1. Januar 1981 bis 1. Oktober 1982 (Berlin: De Gruyter, 2016); on debt conversion see documents 136A and 136B in ibid.

37. Memcon Schurer € – Baibakov, Moscow, 15. 9. 1981, BArch, DE 1/58719, Bl. 240–58.

38. Kaminsky to Mittag, Berlin, 31. 8. 1982, Secret, BArch, DL 226/1445, Bl. 360–7.

39. Meeting of the SED politburo, 10. 3. 1982, SAPMO, DY 30/J IV 2/2A/2462, Bl. 18–195.

40. Information on the economic consequences of additional exports, Berlin, 21. 5. 1982, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 19204, Bl. 44–9.

41. In 1982, the GDR earned 177 million DM from this source. Originally, 200 million DM were planned as a contribution margin to the balance of payments. See Jan Philipp Wolbern, € Der Haftlingsfreikauf aus der DDR € 1962/63–1989. Zwischen Menschenhandel und humanitaren Aktionen € (Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, € 2014), 296, 313–4, 442–6.

42. Schalck to Mittag, Berlin, 26. 3. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 191.

43. Polze to Mittag, Berlin, 7. 4. 1982, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 13329, Bl. 30–2.

44. Information on the current state of the balance of payments with the West, Berlin, 27. 5. 1982, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 19204, Bl. 54–8.

45. Current state of additional exports to the West, [end of March], BArch, DL 226/1445, Bl. 303–4.

46. Information on the seminar in Leipzig (5.–8. 4. 1982), BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 19204, Bl. 32–6. 47. Konig to Mittag, Berlin 13. 4. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 173 € –7.

48. Schalck to Mittag, Berlin, 24. 5. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 125–6. 49. Konig to Mittag, Berlin, 29. 4. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 152 € –8.

50. On the problems of the balance of payments in 1982, Secret!, Berlin, 4. 5. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 145–51.

51. Schalck to Mittag, Berlin, 24. 5. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 125–6.

52. Current state of KoKo’s additional obligations in support of the balance of payments by 31. 12. 1982, Berlin, 30. 9. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 1–9.

53. Peter Przybylski, Tatort Politburo. Band 2: Honecker, Mittag und Schalck-Golodkowski € (Berlin: Rowohlt, 1992), 311.

54. Information no. 644/83 on problems related to the increase of production of military goods, Berlin, 20. 12.

1982, BStU, MfS, ZAIG 3258, Bl. 1–13.

55. Schalck to Mittag, Berlin 10. 6. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 110–5.

56. Information on KoKo’s tasks regarding the balance of payments in 1982 and 1983, Berlin, 14. 5. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 29–31.

57. KoKo’s contributions to the balance of payments, Berlin, 30. 6. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 23–8.

58. Meeting of the SED politburo, 22. 6. 1982, SAPMO, DY 30/J IV 2/2A/2491.

59. Hermann Wentker, Außenpolitik in engen Grenzen. Die DDR im internationalen System 1949–1989 (Munich: Oldenbourg, 2007), 410–11. On intra-German trade in general, see Peter E. F€aßler, Durch den ‘Eisernen Vorhang’. Die deutsch-deutschen Wirtschaftsbeziehungen 1949–1969 (Koln: B € ohlau, 2006); Michael Kruse, € Politik und deutsch-deutsche Wirtschaftsbeziehungen von 1945 bis 1989 (Berlin: Koster, 2005); Peter Krewer, € Geschafte mit dem Klassenfeind. Die DDR im innerdeutschen Handel 1949 € –1989 (Trier: Kliomedia, 2008).

60. See Heinrich Potthoff, Bonn und Ost-Berlin 1969–1982. Dialog auf hochster Ebene und vertrauliche Kan € ale. € Darstellung und Dokumente (Berlin: Dietz, 1997), 652–97; documents 105–111 in DzD VI/7, 423–522; for the West German records also, see documents 363 and 364, in Akten zur Auswartigen Politik Deutschlands, € 2 (1981), 1935–63.

61. Report by Bolling on a conversation with Schalck, Berlin, 14. 4. 1982 (document 147) in € DzD VI/7, 685–8, here 686.

62. Konig to Mittag, Berlin, 29. 4. 1982, Secret!, BArch, DL 226/1444, Bl. 152 € –8.

63. Memcon Honecker – Bolling, 6. 5. 1982 (document 158) in € DzD VI/7, 724–9, here 728.

64. Message by Honecker to Schmidt, 15. 6. 1982 (document 177) in DzD VI/7, 795–802.

65. For the agreement, see BArch, DL 226/1444, Bl. 21–2.

66. Meeting of the SED politburo, 22. 6. 1982, SAPMO, DY 30/J IV 2/2A/2491.

67. Zatlin, The Currency of Socialism, 115 (footnote 30).

68. The difference to the lower West German figures resulted from assets on special accounts and credit

granted while the documents are in transit. Information on the swing usage in 1982, 7. 1. 1983, BArch, DL 226/1712, Bl. 422–4.

69. Information on the current state of financing via deposits by the DABA, Berlin, 16. 1. 1982, BStU, MfS, HA

XVIII, Nr. 13329, Bl. 9–11.

70. Information, Berlin, 22. 1. 1982, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 13329, Bl. 12–5.

71. Information, Berlin, 16. 4. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 43–8; Schalck to Mittag, Berlin, 19. 4. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 166–9.

72. Schalck to Mittag, Berlin, 10. 6. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 110–5.

73. Konig to Mittag, Secret!, Berlin, 12. 9. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 71 € –9.

74. Konig to Mittag, Secret, Berlin, 9. 8. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 91 € –105.

75. Schalck to Mittag, Berlin, 10.1.1983, BArch, DL 226/1712, Bl. 408–9.

76. Information by Beil, Berlin, 29. 10. 1982, SAPMO, DY 3023/1287, Bl. 123–4; Information on the allocation of loans by the French government, Berlin, 24. 11. 1982, SAPMO, DY 3023/1287, Bl. 214.

77. Information on KoKo’s tasks regarding the balance of payments in 1982 and 1983, Berlin, 14. 5. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 29–31.

78. Information, Berlin, 27. 8. 1982, BArch, DL 226/1445, Bl. 282.

79. Information, Leipzig, 4. 9. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 14–5.

80. Current state of KoKo’s additional obligations in support of the balance of payments by 31. 12. 1982, Berlin, 30. 9. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 1–9.

81. For details, see Maximilian Graf, Osterreich und die DDR 1949 € –1990. Politik und Wirtschaft im Schatten der deutschen Teilung (Vienna: OAW, 2016), 502, 504, 506 € –8.

82. Judt, Der Bereich Kommerzielle Koordinierung, 147–55.

83. Information, Berlin, 13. 8. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 16.

84. For details, see, Graf, Osterreich und die DDR € , 504–28.

85. Judt, Der Bereich Kommerzielle Koordinierung, 152.

86. Konig to Mittag, Secret, Berlin, 9. 8. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 91 € –105.

87. Information by Schlack, Berlin, 10. 12. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 62–4.

88. Schalck to Mittag, Berlin, 10. 12. 1982, BArch, DL 226/1444, Bl. 61.

89. Information on the swing usage in 1982, 7. 1. 1983, BArch, DL 226/1712, Bl. 422–4.

90. Information by Schalck, 19. 1. 1983, BArch, DL 226/1712, Bl. 276–80.

91. Information by Schalck, Berlin, 24.1.1983, BArch, DL 226/1712, Bl. 273–4.

92. Information by Beil and Singhuber, Berlin, 24. 9. 1982, BArch, DL 226/1445, Bl. 244.

93. Information on the realization of the planned export of rolled steel and potash, BArch, DL 226/1445, Bl. 252.

94. Information, Berlin, 5. 1. 1983, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 13329, Bl. 35–6. 95. Heike Amos, Die SED-Deutschlandpolitik 1961–1989. Ziele, Aktivitaten und Konflikte € (Gottingen: Vandenhoeck € & Rupprecht, 2016), 450–9. For further accounts on the ‘Zurich model,’ see Reinhard Buthmann, ‘Megakrise und Megakredit. Das Zurcher Modell im Lichte der Stasi-Akten € ’, Deutschland-Archiv 38 (2005), 991–1000; idem, ‘Bleiben Sie unser Mann in Zurich! Schack-Golodkowskis Bereich KoKo, das € “Zurcher Modell € ” und ein “L€anderspiel”’, Deutschland-Archiv 36 (2003), 63–7; Judt, Der Bereich Kommerzielle Koordinierung, 158–66. Also, see the following memoirs Holger Bahl, Als Banker zwischen Ost und West. Zurich als Drehsscheibe f € ur € deutsch-deutsche Geschafte € (Zurich: Orell Fussli, 2002); J € urgen Nitz, € Landerspiel. Ein Insider-Report € (Berlin: edition ost, 1995); Jurgen Nitz, € Unterhandler zwischen Berlin und Bonn. Nach dem H € aber-Prozeß: Zur € Geschichte der deutsch-deutschen Geheimdiplomatie in den 80er Jahren (Berlin: edition ost, 2001); Karl Seidel, Nachtrag. Erganzungen und Anmerkungen zu dem Buch € ‘Berlin-Bonner Balance’. Erinnerungen eines Beteiligten an 20 Jahre Beziehungen zwischen der DDR und der BRD (Berlin: Nora, 2006), 246–9. 96. Information on the business trip by Steinebach and Grotzinger to Vienna and Zurich (21. € –23. 10. 1981), BArch, DL 226/1255, Bl. 8–11.

97. Information by Steinebach, Berlin, 27. 11. 1981 (document 90) in DzD VI/7, 349–50.

98. Memorandum, 12. 4. 1982, BArch, DL 226/1255, Bl. 71–6.

99. Amos, Die SED-Deutschlandpolitik, 454. For a detailed documentation on the preparations and the conversations before the visit, see documents 92–102 in DzD VI/7, 354–417.

100. For the memcons, see Potthoff, Bonn und Ost-Berlin, 652–97; and documents 105–11 in DzD VI/7, 423–522; Lorenz M. Luthi, € ‘Drifting Apart: Soviet Energy and the Cohesion of the Communist Bloc in the 1970s and 1980s’, in Jeronim Perovic (ed), Cold War Energy. A Transnational History of Soviet Oil and Gas (New York: Palgrave Macmillan, 2017), 371–99, here 387.

101. Maximilian Graf, ‘The opening of the Austrian–Hungarian border revisited: How European detente  contributed to overcoming the “Iron Curtain”’, in Bernhard Blumenau, Jussi M. Hanhim€aki, Barbara Zanchetta (eds), New Perspectives on the End of the Cold War. Unexpected Transformations? (London: Routledge, 2018), 138–58, here 145.

102. Nitz, Landerspiel € , 259.

103. Proposals on measures to be applied, [early 1982], BArch, DL 226/1445, Bl. 221–3.

104. Transcript. Bahl to Steinebach and Wienand, 17. 2. 1982, BArch, DL 226/1255, Bl. 35.

105. Memorandum by Bahl, Zurich, 17. 2. 1982, BArch, DL 226/1255, Bl. 36–44.

106. Information on the development of the GDR’s balance of payments with the West and the positions of the state and economic organs on this issue, Berlin, 6. 3. 1982 (document 136) in DzD VI/7, 645–7.

107. Information, Berlin, 1. 3. 1982, BArch, DL 226/1255, Bl. 33–4.

108. Schalck to Mittag, Berlin, 2. 3. 1982, BArch, DL 226/1255, Bl. 30. 109. Memoranda on the meeting of Bahl, Wienand, Steinebach and Grotzinger on 12. 3. 1982, BArch, DL 226/ € 1255, Bl. 57–65. Also, see document 137 in DzD VI/7, 649–52.

110. Memorandum on a telephone conversation with Wienand on 12. 3. 1982, BArch, DL 226/1255, Bl. 67–70. 111. Bahl, Als Banker zwischen Ost und West, 164–5.

112. Schalck to Mielke, Berlin, 14. 5. 1982, BArch, DL 226/1255, Bl. 77–83. For a published version of the memorandum attached to Schalck’s letter, see document 162 in DzD VI/7, 742–5.

113. For the West German position, see DzD VI/7, especially documents 138, 156, 204, 206.

114. Memorandum by Bahl, Zurich, 9. 7./9. 8. 1982 (document 187) in DzD VI/7, 831–2.

115. Amos, Die SED-Deutschlandpolitik, 454–8. Also Schalck confirmed the relevance of the ‘Zurich model’ after the government change in Bonn. Br€autigam to Federal Chancellery, Berlin, 6. 10. 1982 (document 4) in Dokumente zur Deutschlandpolitik (DzD) VII. Reihe/Bd. 1: 1. Oktober 1982 bis 31. Dezember 1984 (Berlin: De Gruyter, 2018), 8–11, here 10.

116. Staribacher diaries, 8.–10. 10. 1982, Kreisky Archive, Vienna.

117. Amos, Die SED-Deutschlandpolitik, 459. For the telcon Kohl–Honecker, see document 32 in DzD VII/1, 110–18, here 113.

118. See Memcons Schalck – M€arz, 10. 3. 1983 (document 46), Schalck – M€arz, 22. 4. 1983 (document 54), and Schalck – Strauß/Jenninger, 5. 6. 1983 (document 66), in DzD VII/1, 157–8; 184–6, here 185; 238–47, here 241.

119. Stephan Kieninger, ‘“Niemand will einen Ruckfall in den Kalten Krieg € ”. Franz Josef Strauß, Alexander Schalck-Golodkowski und der Milliardenkredit fur die DDR 1983 € ’, Zeitschrift fur Geschichtswissenschaft € 65 (2017), 352–71.

120. Assessment by Schalck, Berlin, 19. 8. 1983 (document 18) in Nitz, Unterhandler zwischen Berlin und € Bonn, 229–30.

121. Information on some aspects of the development of the GDR’s balance of payments with the West, Berlin, 3. 1. 1984, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 13329, Bl. 45–6. 122. Schmidt to Wienand, Hamburg, 7. 9. 1983 (document 15), in Nitz, Landerspiel € , 241; according to the West

German memcon, Honecker even declared it ‘dead.’ See document 82 in DzD VII/1, 311–20, here 317.

123. Information, Berlin, 30. 1. 1984, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 13329, Bl. 47–8.

124. Information, Berlin, 20. 3. 1984, BStU, MfS, HA XVIII, Nr. 13329, Bl. 49–50.

125. Attitudes of capitalist banks regarding credit allocation for the DABA, Leipzig, 5. 9. 1984, BStU, MfS, HA XVIII,

Nr. 13329, Bl. 51–62.

126. Assessment of the situation at the capitalist financial markets, Polze, Berlin, 8. 11. 1984, BArch, DL 226/1682, Bl. 38–41.

127. The further consequences of the East German effort to avoid bankruptcy for the economic demise of the GDR have been assessed in a similar way by Steiner, The Plans that Failed; Zatlin, The currency of Socialism, and others.

Перевод статьи Before Strauß: The East German Struggle to Avoid Bankruptcy During the Debt Crisis Revisited

Тэги: Экономика, Санкции, Бундесбанк

27.11.2023